Орлеанская девственница. Философские повести (сборник). Вольтер

      Могучий Цезарь, пьяница Антоний;

      Такой же, полный яств и благовоний,

      Как тот, за коим пил со мной монах,

      Король обжор в пяти монастырях;

      Такой же, за каким в чертогах вечных, –

      Когда не лгали нам Орфей, Назон,

      Гомер, почтенный Гесиод, Платон, –

      Отец богов, пример мужей беспечных,

      Вдали Юноны ужинал тайком

      С Европой иль Семелою вдвоем{118};

      На дивный стол принесены корзины

      Руками благородной Евфрозины

      И Талии с Аглаей молодой,{119} –

      Так в небесах трех граций называют;

      Педанты наши их, увы, не знают;

      Там вместе с Гебою нектар златой

      Льет сын царя, поставившего Трою{120},

      Который, вознесенный над землей,

      Утехою был Зевсу потайною.

      Вот за таким столом Гермафродит

      С бастардом поздно вечером сидит.

      Блистает госпожа своим нарядом,

      На ней алмазы – удивленье взглядам;

      Вкруг желтой шеи и косматых рук

      Обвязаны рубины и жемчуг;

      Еще страшней она была такою.

      Она бросается на грудь герою,

      И Дюнуа впервые побледнел.

      Но даже средь смелейших был он смел;

      И попытался нежностью взаимной

      Хозяйке отплатить гостеприимной.

      На безобразие ее смотря,

      Он думал: «Совершу же подвиг я!»

      Но не свершил: чудеснейшая доблесть

      Ей недоступную имеет область.

      Гермафродит почувствовал печаль,

      Но все ж ему бастарда стало жаль;

      И был в душе польщен он, без сомненья,

      Усильем, явственным для зорких глаз.

      Им были почтены на этот раз

      Отвага и похвальные стремленья.

      «На завтра, – молвил, – можно отложить

      Реванш. Но примените все уменье,

      Чтоб страсть преодолела уваженье,

      И приготовьтесь мужественней быть».