о том, что сейчас случилось, но, пожалуйста, дай нам объясниться.
Я колеблюсь между необходимостью сбежать из этого кошмара и потребностью понять, что, черт возьми, происходит. Делаю шаг из комнаты.
– Винна, пожалуйста! – умоляет Сильва, и я замираю.
Стою наполовину в комнате и наполовину снаружи, не уверенная, куда двинуться. Киган подводит Лахлана к каменной чаше и начинает читать заклинание. Лахлан что-то бормочет и проводит пальцем по ладони, на которой появляется разрез. Он сжимает руку в кулак, поднося к чаше, и туда стекает кровь.
Киган еще какое-то время колдует, и содержимое чаши снова вспыхивает. Лахлан с облегчением выдыхает, и на меня вдруг накатывает ощущение спокойствия. Не знаю, откуда взялось это чувство, но уж точно оно не принадлежит мне.
– Винна, иди сюда, садись, и мы все объясним, – говорит Киган.
Я мотаю головой, не имея ни малейшего желания находиться рядом с этими паладинами, или кастерами, или кто они там. Мой максимум – это облокотиться на дверную раму.
– Я твоя родственница? – спрашиваю, глядя на Лахлана так, будто он – говно у меня на ботинке.
Он мрачно кивает, явно радуясь этому откровению не больше меня.
– Ты знал это с того самого момента, когда я в машине назвала свое имя, да?
– Мы все это подозревали, но не могли быть уверены без заклинания, – объясняет Киган.
Я смотрю на Лахлана пристальнее, чем до этого. У него такие же темные волосы, как у меня, и они уложены в лучших традициях Дерека Шепарда из сериала «Анатомия страсти». В сравнении с моими почти бирюзовыми глазами его – более темные, ближе к изумрудному. У нас одинаковые высокие скулы и овальное лицо; его – словно мужская версия моего собственного. У него точеный подбородок и мужественная челюсть, покрытая едва заметной щетиной. От внезапной мысли я закашливаюсь.
– Ты мой отец? – хрипло выдаю я, чувствуя, как ускоряется и сбивается дыхание.
– Нет, я твой дядя.
– А где они… мои… э… мои… родители? – наконец выговариваю я, параллельно пытаясь не увязнуть в гипервентиляции.
– Мы надеялись, это ты нам скажешь, – признается Сильва.
– Я ведь сказала: я всегда знала только Бет.
Кажется, я проигрываю битву вышедшему из-под контроля дыханию. Эврин вскакивает и направляется ко мне. Я сгибаюсь пополам, но все равно, завидев его приближение, выставляю вперед меч.
– Не… подходи… ко мне… – предупреждаю его между лихорадочными вдохами.
– Я просто хочу помочь, – успокаивает он.
– Мне плевать. Я хочу, чтобы никто из вас ко мне не подходил, – медленно и через силу угрожаю я.
Смотрю на Эврина, чтобы убедиться: послушался ли он, и замечаю боль на его лице. Перевожу взгляд на его грудь и наблюдаю за тем, как она поднимается и опускается в размеренном, спокойном дыхании. На этом я и фокусируюсь, пытаясь подогнать собственные вдохи и выдохи под его ритм.
Не
