ника соседствуют тексты, написанные после выхода сборника Под ударением, и оставлены пробелы для нескольких очерков, которые она еще только собиралась написать. Из них особенно примечательное – об афористическом мышлении, предмете, интересовавшем ее уже длительное время, как покажут будущие публикации ее тетрадей. За вычетом этих ненаписанных эссе, данная книга – максимальное приближение к тому сборнику, какой она хотела издать.
И хотя мы не знаем, что именно на этих страницах она взялась бы отредактировать (а она, несомненно, нашла бы, чтó изменить), мы занимались подготовкой этих эссе точно так же, как много раз до этого вместе с самой Сьюзен Сонтаг. Мы приложили все усилия, чтобы восстановить оригинальные версии текстов, увидевших свет в сокращенном или измененном виде. Мы следовали тому порядку, который она зафиксировала в своих заметках, и вносили изменения, одобренные ей самой к публикации в иностранных изданиях.
Вслед за эссе о красоте, где Сонтаг отстаивает неразрывность этических и эстетических ценностей, идет блок статей, озаглавленный Вступительным в одном из ее черновиков, в который вошли тексты, написанные в качестве предисловий к переводным произведениям. Все предисловия публиковались отдельно прежде самих произведений и потому подверглись неоднократной редактуре со стороны Сонтаг, за исключением эссе о Халлдоре Лакснессе, к которому она вернулась только в декабре 2004 года. При одновременном прочтении эти портреты и оммажи уважаемым авторам обнаруживают много общего: восхищение русской литературой и ее темами, от Цветаевой и Пастернака до Достоевского и «удивительного духовного экскурса по русской реальности» Леонида Цыпкина; уединенный характер художественного писательства, от цыпкинского писания «в стол» до влюбленного танца Анны Банти с ее персонажем; «путешествие души», разделенное участниками переписки 1926 года и раскрытое в работах Цыпкина, Банти, Виктора Сержа и Лакснесса; и, превыше всего, непрестанное и полное откровений размышление об искусстве повествования, об «истине художественного вымысла», о «способах и целях повествования», и конкретно о поджанре романа – «изложении жизни реального выдающегося человека из другой эпохи».
Первые три текста второго раздела книги – это политические эссе о последствиях 11 сентября и «войне с терроризмом». Первое из них, написанное буквально в течение нескольких дней после терактов, было напечатано в измененном виде в журнале The New Yorker; здесь мы представляем оригинальную версию; это тот текст, перевод которого был опубликован на многих иностранных языках. Второе эссе, дополняющее и развивающее первое, на английском языке печатается впервые. В третьем эссе Сонтаг возвращается к тем же вопросам спустя год после терактов. В данной книге эти три эссе впервые представлены вместе.
Вторая часть этого раздела состоит из двух эссе о фотографии – в своем роде эпилога к сборнику Смотрим на чужие страдания: первое – короткое собрание мыслей о предмете, второе – жесткий анализ скандала вокруг тюрьмы Абу-Грейб, реакции администрации Буша и сдвига американской культуры в сторону роста «терпимости к жестокости», как назвала это Сонтаг.
В последние годы своей жизни Сонтаг постоянно участвовала в политическом дискурсе, о чем свидетельствуют эти статьи. Ей давалось это нелегко, но как бы она ни стремилась уделять время своим проектам, художественным в особенности, мировые события требовали от нее ответа, действия и побуждения к действию. Она говорила, потому что не могла не говорить.
В те же годы росло мировое признание Сонтаг. За писательский труд и политический активизм ей было присуждено несколько наград, в том числе Иерусалимская премия, Премия мира немецких книготорговцев, Премия принцессы Астурийской и Литературная премия от Публичной библиотеки Лос-Анджелеса; ее приглашали выступить с лекциями на торжественных мероприятиях, книжных ярмарках и в университетах по всему миру. Третий раздел книги состоит из нескольких текстов этих выступлений. Развивая основные литературные и политические темы первых двух разделов сборника, она размышляет о роли своего общественного голоса и вступает в захватывающий диалог с собственным голосом писателя, вставая на защиту задачи и дела литературы (и перевода), на мгновение допуская слушателя в свою жизнь воинственного читателя и страстного гражданина республики слова.
У Сьюзен Сонтаг не было рабочего названия для этого сборника. Мы выбрали название последней произнесенной ею речи, В то же время, как дань полифоническому характеру этой книги, неразрывности литературы и политики, эстетики и этики, внутренней и внешней жизни в ее трудах.
Паоло Дилонардо и Энн Джамп
Предисловие
Думая сейчас о своей матери, спустя почти год после ее смерти, я часто возвращаюсь к удивительной фразе из великого стихотворения Одена памяти Йейтса – словах, которые одновременно указывают на то, как мимолетно может быть бессмертие автора в его наследии, и служат замечательным эвфемизмом для исчезания. Умерев, пишет Оден, Йейтс «превратился в своих почитателей».
