style="font-size:15px;"> теперь, когда я знаю, что вы оба благополучно прошли сквозь настоящий ад, я снова чувствую себя чуть спокойнее в этом мире. Нет необходимости писать, как я беспокоилась о Вас все эти годы несмотря на то, что так давно пребывала в беззаботной уверенности, что Вы в Цюрихе1. Какой-то нелепый слух. Но я хотела бы сообщить Вам следующее, так как последние двенадцать лет не могла писать: возможно, за эти годы я подумала о чем-то или совершила что-то, что показалось бы Вам удивительным, но я не делала ничего, не представив сперва, как расскажу об этом Вам или как смогу оправдать себя в Ваших глазах. И теперь, когда я снова возвращаюсь к Вашей «Философии» или читаю фрагменты Вашей речи2, которые попадаются мне в газетах, я снова будто вижу Вас таким же, как в годы моей юности.
Я рада, что Вы полны уверенности. Конечно, все зависит от немногих, но их не должно быть слишком мало. За эти годы мы все увидели, как немногих становится все меньше. В сущности, ситуация в эмиграции не отличалась от того, что происходило в Германии. Ко многому можно «приспособиться». Считаются только те, кто готов не соглашаться ни с идеологией, ни с властью.
Мы здесь с нетерпением ждем, когда Вы начнете печататься. Редакторы Partisan Review3 (Ласки расскажет Вам, что это) были крайне воодушевлены, когда я рассказала им, что Вы собираетесь читать лекцию о духовной ситуации4. К сожалению, Ласки забыл приложить к письму текст. Я очень хотела бы прочитать Ваш ответ Сигрид Унсет5. Когда выходит Wandlung6? Если Дольф Штернбергер7 захочет здесь что-то опубликовать, и Вы сочтете эту идею удачной, пусть он просто передаст текст в рекламный отдел через Ласки. Я рассказала им, кто он.
Конечно, я невероятно рада, что Вы одобряете мои статьи, хоть и не знаю точно, какие тексты Вы прочитали. Сама я ничего не отправляла, но исправлюсь, как только почтовое сообщение между нами будет налажено. После чего я буду вынуждена просить Вас об одолжении, а именно: не забывайте, что теперь я пишу на иностранном языке (и в этом главная проблема эмиграции) и что в течение последних 12 лет я знаю о спокойном умственном труде только понаслышке. С тех пор как я живу в Америке, то есть с 1941 года, я стала кем-то вроде свободного литератора, кем-то между историком и политическим публицистом. Последнее существенно касается вопросов политики в отношении евреев, о немецком вопросе я писала8, только когда молчать о все возрастающей ненависти и нарастающем абсурде становилось невыносимо, особенно для еврейки. Вместе с этим я прямо сейчас занимаюсь одним research-project в одной еврейской организации9, то есть мне есть чем заняться. В этой стране research (sic!) – обычное занятие. Кроме того, зимой я, вероятно, буду вести курс о диктатуре для вернувшихся с фронта солдат в местном колледже10.
Должна еще добавить (не могу поверить, что не видела Вас на протяжении стольких лет), что вот уже девять лет я снова замужем, за немцем11, возможно, это «наказание» за мою глупость после 1933 года, когда я, из-за «уравнивания» всех моих нееврейских друзей (еврейские только позже переключились на Сталина, Даладье12 или кого-нибудь еще), я автоматически
