бестия! В забор пролезает ко мне во двор, кур всех перепугала, нестись плохо стали! Уж я грозилась Клавдии Ерохиной, что пришибу поленом их Веснушечку – это они эту занозу назвали так, Веснушечкой, – а Клавка в ответ только орёт. Сама шибче своей мелкой зapaзы гавкает!
– Бабушка, полежите, сейчас сделаем вам гипсовую повязку, – говорила ласково Лёлька, бабушку ей было жаль, она видела, как морщится от боли разговорчивая пациентка.
А бабуля, по всей видимости, и говорила без умолку для того, чтобы как-то отвлечься от боли, и Лёля постаралась ей в этом помочь.
– Так что же эта вредная собачка натворила? – спросила участливо Лёлька.
– Да как выскочит откуда ни возьмись, прямо мне под ноги! А я с крыльца спускалась с ведром, вот вместе с ним и загремела через эту шельму!
– А соседи что же?
– Да что соседи! Клавка прискакала, давай охать-ахать! Думаешь, обо мне беспокоилась? Как же! Морду эту пучеглазую на руки схватила – ой, ой Веснушечка, как ты малышка! А уж потом на меня внимание обратила, когда муж ейный явился! Он видать гадость эту, которая собакой называется, тоже не переваривает. Ну вот, усадил меня в машину, у них «Запорожец» есть, и сюда привёз.
– А вы одна живёте? – спросила Лёля, заглянув в карточку пациентки, – Глафира Трифоновна, вам есть кому помочь? С гипсом вам ходить долго придётся, дети у вас есть?
– Тебя, внученька, как звать? – спросила Глафира Трифоновна.
– Леонилой меня зовут, можно просто Лёлей.
– Леонила… имя какое чудное… тебе идёт. Нету у меня детей, Лёлечка. Не дал Господь, видать за грехи мои тяжкие. Мужа схоронила лет уж пятнадцать назад, старатель он у меня был… Остался мне от него дом да фамилия красивая – Метель. Вот одна и живу век свой доживаю.
– А как же вы будете тогда? – Лёлька обеспокоилась, – Сейчас я схожу к Ивану Тимофеевичу, спрошу – может быть мы вас в стационар определим. Здесь за вами будет и уход, и присмотр.
– Что ты! Не ходи никуда, не останусь я в больнице, нельзя мне. Хозяйство у меня, куры, козы, свинки две имеются. А за меня не переживай, внученька, сестра у меня недалеко живёт, во всём поможет. Хорошая ты, Лёлечка.
Пожилая женщина как-то пристально посмотрела прямо в глаза Лёльке, от чего та поёжилась, так стало неуютно от этого взгляда серых, будто чуть выцветших от возраста глаз. Суховатая ладонь накрыла Лёлькину руку и с силой её сжала.
– Хорошая ты, добрая, – протяжным голосом сказала Глафира Трифоновна, – Жаль только, что за доброту такую достаётся в жизни не один ковш горькой полыни отведать…
– Как вы себя чувствуете? – очнулась Лёлька и отняла руку, – Доктор назначил вам уколы, я могу приходить ставить, вы сюда ведь не сможете сами-то, с гипсом. Где вы живёте?
Лёлька сама от себя не ожидала этих слов, но как-то прониклась
