ще час и прозвенит будильник. Утренний кофе не спасет от мешков под глазами. Громко вздохнув, Настасья встала с кровати, не было смысла лежать и слушать тиканье часов. Включила свет, взглянула еще раз на часы – пять утра. Тишина, даже из открытого окна не доносилось ни звука. Паша ушел три года назад, но его вещи еще висели в некогда общем шкафу. Как она ненавидела его, этот шкаф. Поэтому, чтобы реже раскрывать его дверцы, Настасья часто развешивала свои вещи на спинки стульев. Накинув халат, Настасья пошаркала по коридору в сторону кухни. Громкий звук из спальни сына. Настасья застыла.
– Миша? – прошептала она, ругая себя за то, что осмелилась произнести имя.
Нет, конечно, это не мог быть Миша, он умер четыре года назад. Муся, одноглазая кошка, которую Настасья нашла умирающей на дороге, шкрябала дверь с внутренней стороны.
– Муся, дурацкая ты кошка… – бубнила Настасья, открывая дверь в спальню сына, выпуская животное из комнаты. «Не смотри, тебе это не надо», – уговаривала себя мысленно женщина, опустив в пол глаза, стараясь не вдыхать запах резинового мяча, лавандового мешочка над кроватью. Этот день начинался еще хуже чем обычно, как же хотелось быстрее сбежать из этой квартиры на работу. Настасья больше не могла находиться в ней, но продать было еще страшнее. Страшнее от того, что сотрутся все самые сокровенные воспоминания, счастливые моменты ее жизни. Выбор, она ведь сама выбрала так жить… жить. Психотерапевт не мог иначе. Поступи она так, как много раз хотелось, смотря на узлы веревки, все труды ее работы с клиентами были бы напрасны. Чем бы тогда она отличалась от них? Заставив себя принять душ, накраситься и спрятать в тугой пучок черные как смоль волосы, Настасья вышла в новый день. Сегодня был записан пациент на первичный сеанс, и ей натерпелось погрузиться в проблему чужой психики, оставив позади свою собственную.
Сегодня повезло в одном: автобус, который часто уезжал с остановки, стоило Настасье ускорить шаг на бег, дождался ее. Дергая шифоновую блузку, прилипающую к влажному телу, она оплатила проезд и стала оглядываться в поиске свободных мест. Есть плюс, и в ее бессоннице, редко найдутся те, кто так рано отправляются на работу. У окна сидел старичок и читал газету, громко вздыхая и бубня что-то себе под нос. В самом конце, еле вмещаясь на одно пассажирское сидение, расположилась женщина. Ее лицо было вздутым и покрасневшим от жары, ярко розовые губы и голубые тени поплыли от стекающего пота со лба до самого подбородка. Да, душно было невыносимо. Настасью часто подруги ругали за излишнюю худобу, да и самой ей не нравилась ее нынешняя фигура: одни острые углы, никакой женственности. Зато жару переносить ей легче, чем дамам с округлостями. От этих рассуждений Настасья улыбнулась и села у отрытого окна, чтобы шлейф свежего воздуха касался ее лица.
– Доброе утро. – с широкой улыбкой произнес высокий мужчина, усаживаясь рядом с Настасьей.
– Доброе… – смущенно произнесла она, вглядываясь в лицо, пытаясь понять, где видела его.
– Неужели не узнали меня, Настасья Викторовна! – воскликнул он, голубые глаза блестели радостью.
– Прости, не могу вспомнить.
– Шесть лет назад в вашем кабинете на улице Содружества вы сотворили чудо! Я тогда потерял жену и дочь в аварии… Вы так помогли мне.
– Ох, помню, помню… Глухов Антон Степанович, верно? Как же приятно видеть вас здоровым и улыбающимся. Никогда не встречала вас в нашем районе. – Настасья помнила Антона совершенно другим человеком. Впервые, когда он пришел на сеанс, она увидела мужчину сгорбленного, мрачнее тучи, а сейчас это был совершенно другой человек. Как он справился? Неужели она и правда смогла помочь ему пережить горе… А сейчас сидит перед ним, похожая на иссушенный фрукт с потухшими глазами и болью в груди. Ровно через год после окончания терапии Настасья сама оказалась в трауре.
– Я недавно продал квартиру, она слишком давила на меня. Понимаете, там будто жили призраки… Вот и купил тут, недалеко от завода подшипников. Удобно, десять минут и на работе.
– Да, район у нас хороший. Все есть. А с квартирой правильно, жизнь иногда требует сильных изменений, и старый багаж из боли стоит оставить позади.
– Правы! Как всегда! – Громко вскрикнул Антон Степанович, эмоционально хлопнув ладонью по переднему сидению. Старик с газетой недовольно обернулся, фыркнул и продолжил читать новости.
– Рада была видеть вас, но моя остановка следующая. До свидания, Антон Степанович.
– До свидания. – хрупкую ладошку Настасьи обхватила потная мужская рука, со всей силой протрясла и отпустила. «Чудной какой, а казался таким безэмоциональным на сеансах. Счастье видеть его таким, хороший мужчина», подумала про себя она и вышла из автобуса не оглядываясь.
Кабинет Настасьи находился на третьем этаже офисного здания под названием «Луч». После практики в государственной психиатрической лечебнице, где она трудилась более четырех лет, Настасья строго решила начать частную деятельность.
