большущий ком и аж затряслись от плача. Поскольку семейство сидело без переводчиков, то его плач напоминал режущий ухо прерывистый визг.
– Вот это да… – прошептала я. Но, оказывается, это было еще не все. Одна за другой все мыши на пляже кидали на песок свои подстилки, фартучки и другие предметы, и начинали душераздирающе визжать. Тут на песок из моря выскочила парочка наших туристов. К моему безмерному изумлению, она рыдала не хуже мышей. И, в довершение всего, у меня самой вдруг защипало в горле, сперло дыхание, а из глаз ручьем хлынули слезы. Я присела на корточки, обхватив голову руками и сама не понимая, что со мной творится. Никаких причин для слез не было, но я продолжала хлюпать и подвывать, пока кто-то не постучал по мне рукой. Я подняла голову. Прибор ночного видения залило слезами, и на фоне мокрой мути я кое-как различила Вартасара, который снова держался за висок, но все-таки не плакал. Я решила, что он собрался меня успокаивать, но обадеец вдруг сообщил на весь пляж:
– Пойдемте к скале, там удобнее брать песок, никто не помешает.
– Да ну? – икнула я. – Идите сами. Никуда я не пойду-у-у… У меня горе…
– Это не ваше горе, – сказал обадеец пренебрежительно. – Это здешняя ноосфера. Не обращайте внимания.
Ничего не понимая, я все же послушно поднялась на ноги и пробормотала:
– Какая еще ноосфера?
– Которая позволяет всем улавливать чувства друг друга. Судя по всему, это свойство Сиусьи. Какие-то минералы в составе почвы, я думаю. Отойдите от этих рыданий подальше, и они не будут вас особо беспокоить, поскольку вы не эмпат.
– Понятно, – сказала я и попыталась ускорить шаг. Стало вроде бы действительно полегче, но у самой скалы меня догнала перемена настроения: теперь мне хотелось смеяться, причем до такой степени, что показалось, будто я сейчас лопну. Зажав рот рукой, я пискнула, хрюкнула и покатилась со смеху.
– Понятно, – объявил Вартасар своим мощным голосом. – Она развеселила ребенка.
– Еще как, – кивнула я, с трудом разгибаясь. – Не понимаю, что такое… вчера я так чужие эмоции не чувствовала, а сегодня все сильнее и сильнее…
– Адаптируетесь к ноосфере. Сыпьте песок вот сюда, – Вартасар присел на корточки и приглашающе раскрыл сумочку. Я машинально кинула туда горсть песка и спросила:
– А на вас эта ноосфера не влияет?
– Зачем ей на меня влиять? У меня глушилки.
Я хотела спросить, почему же он тогда морщится и стучит по этим своим глушилкам, но как-то побоялась. Обадеец по-прежнему разговаривал со мной сквозь зубы. Минут пятнадцать мы молча сыпали песок, который сумочка поглощала, как прорва, причем непонятно куда – обычная сумка такого размера давно бы наполнилась, пока от нее не раздалось странное урчание.
– Хватит, – сказал Вартасар. – Теперь пойдет синтез. Руки в песке, надо вымыть их в море.
Я с сомнением взглянула на
