он привел мне слова святого Николая Сербского, особо почитаемого на его родине: «Во всем огромном мире нет лекарства от болезни, которое могло отогнать болезнь и возвратить здравие без силы Божией, без присутствия Божия, без слова Божия… Спаситель есть чистый и благоуханный бальзам здравия, от которого бесноватые исцеляются, а больные становятся здоровыми».
Я запомнил это изречение, потому что именно с него началось выздоровление Амвросия.
Со временем травы и молитвы Амвросия отогнали от него болезнь. Вскоре он мог выходить из пещеры, подниматься в свою горную молельню. Монах не скрывал от меня ее существование, но и не звал с собою.
Я не настаивал…
Но когда старец захотел совершить долгое путешествие в монастырскую библиотеку, я решительно собрался идти с ним: силы его восстановились далеко не полностью. Поразмыслив, он предложил мне взять на себя обязанности гребца и отправиться в монастырь морем, вдоль побережья. Я с охотою согласился.
И вот настал этот день.
Мы медленно, с передышками, побрели по каменистому пляжу к знакомой бухе, в которой Амвросий держал свою лодку. Шли молча, но во время одной из кратких остановок монах, отдышавшись, сказал:
– Видно, не зря Господь наслал на меня болезнь. Сам я, грешник, виноват…
– Да в чем же? – искренне изумился я.
– Мне следовало догадаться, что пришла пора вывести тебя из нашего уединения, – оно перестало быть тебе на пользу.
– Какая же тут связь?
– Волей-неволей пришлось, по моей слабости, взять тебя в провожатые. Если бы не хворь. Бог знает, когда бы я до этого додумался.
Я не стал возражать спутнику, но остаток пути размышлял над его словами.
Добравшись до бухты, мы столкнули лодку на воду и двинулись в путь. Амвросий вновь принялся учить меня искусству гребли. «Нужно стоять в лодке, вглядываясь вперед», – наставлял монах. Но мое тело и руки помнили иные приемы гребли, и я предпочел управляться с веслами по-своему.
Море было спокойно.
Через полчаса мы подплыли к широкой бухте, в глубине которой виднелись внушительные монастырские постройки. Над старинной невысокой стеной возвышалась звонница, виднелись многочисленные зеленые купола монастырских церквей.
Причалив, мы сошли на пирс.
В конце пологой береговой террасы, почти напротив ворот, стояло здание, к которому и направился Амвросий. На ходу он пояснил, что хочет устроить меня в монастырской гостинице, пока сам заглянет в библиотеку и сообщит отцу Дорофею о нашем прибытии.
Возле пирса я впервые увидел людей не в монашеских одеяниях: мужчин разных возрастов, стариков и мальчиков, говоривших на незнакомых мне языках. Порой в разноязыком говоре местных вспыхивали обрывки русских фраз, звучали отдельные
