добропорядочная, без сплетен! Она не давала согласия становиться его девушкой или невестой! Ей не нужна раздольная агрессивная Москва! Она не подписывалась на борьбу с алкоголизмом! И девушку фифой обозвала от раздражения, а ведь она ни в чём не виновата, очень даже симпатичная. Так Вера себя накручивала, пока следовала за сотрудницей на другой этаж, принципиально не обращая внимания на окружающую обстановку деловой роскоши, в которой очутилась. «Я скажу ему: „Глеб, я не желаю, чтоб меня обсуждали как одну из твоих любовниц!“ Или нет, лучше: „Не смей подобным образом со мной обращаться!“»
Так и не решив, как выплеснуть своё негодование, она оказалась в кабинете гендиректора. На удивление небольшое помещение: окно с кактусами, мягкий кожаный диван, стол с зелёным сукном, вдоль стены стеллажи, тёплые вертикальные обои – достаточно уютно для рабочего места. Глеб разговаривал по телефону; увидев Веру, прикрыл рукой трубку и кивнул:
– Подожди три-четыре минуты, я договорю, – показал жестом на диван и, достав со стеллажа проспекты фирмы, подал ей, сим простым невинным жестом лишив тектонику гнева равновесия.
– Посмотри пока, – продолжил разговор.
Вера села и неожиданно для себя успокоилась. Глеб общался по-китайски – это поразило её, с трудом постигающую лингвистические премудрости, невероятно – ведь он обмолвился, что в институтах не учился, сразу начал работать. Мужчина ходил по кабинету, иногда хмыкал, делал жесты руками, хмурил брови, и тогда морщинка пролегала между ними; Вера могла спокойно рассматривать его, не заботясь о зеркальной реакции на подобное любопытство. За эти недолгие минуты девушка вдруг поняла, что Глеб вовсе не хотел обидеть или поддразнить её, он даже отдалённо не предполагал сего; поступил, как счёл нужным, не заботясь о впечатлении на окружающих – наверно, потому что рос вне норм семьи и не оглядывался на заезженное или просто чужое мнение.
Вере придётся принимать Глеба таким, какой он есть, а не вдалбливать запальчиво, как бы ни хотелось, в него своё мировоззрение. И краткие, приказные фразы, и: «Я привык по-другому, а с тобой по-другому нельзя» тоже стали понятны. Внутри разлилось тепло, жалость, даже маленькая толика нежности к его проблематичному характеру. Испугавшись подобных перепадов в собственных чувствах, Вера вздрогнула. Нечто похожее она испытывала к папе, которого мама перевоспитывала уже двадцать три года, не преуспев ни в чём, даже в запрете, отрывая зубами уголок бумажной упаковки-пирамидки, пить молоко из пакета прямо на ходу.
Глеб отключился от разговора, и Вера сразу спросила:
– У вас что, переводчиков нет?
– Есть, однако некоторые моменты предпочитаю решать сам.
Перестав хмуриться, Глеб смотрел на Веру с явным удовлетворением. Сегодня он щеголял в темной вельветовой рубашке с красным галстуком и светлых брюках – непривычно, стильно и смело на её вкус.
– Но откуда ты знаешь китайский?
– Я ж не дурак. Возникла необходимость – выучил, но весьма поверхностно.
