и поспешил на звуки.
– Это кто?!
– Да капитан, мать его! С ума съехал!
– Он туда убежал!
Навстречу Евгению бежали, бранясь, полураздетые Кучков, Фомич, Божко и многие другие.
На палубе шла настоящая схватка. Старпом Старогузов висел у капитана на спине. Рядом, робея вступать в бой, метался Блохин. Кто-то, сраженный капитанским кулаком, уже валялся на полу.
– Остор-рожней, осторожней! Убьет! – орал старпом. – Фомич, руку ломай!
Опытный боцман, изловчившись, заломил капитану руку, заставив его взвыть.
– В бочку его, в бочку! – тараторил Блохин.
Капитана втроем потащили к бочке с водой, чтобы привести в чувство.
– Горячка белая… – сокрушенно прошептал Кучков.
Евгений с тяжелым чувством смотрел, как с Иваном Григоричем делали примерно то, что не так давно проделывали с ним самим.
После пятого раза капитан ослаб, но продолжал нести бред про татар, чертей и каких-то мух. Его заперли в лазарете, связав простынями по рукам и ногам.
Могилу, испуганно озиравшегося и бормотавшего: «Я не виноват!» отправили в форпик.
– Пить меньше надо, вот что! – проворчал Фомич, почесывая в усах.
Прощание
Найденное в капитанской каюте изумило всех. Помимо разномастных бутылок и накачанных алкоголем фруктов, там оказались несколько марок заграничного одеколона и кое-что, не предназначенное для питья, много дней назад пропавшее со склада.
Пока Иван Григорич приходил в себя, команда разбиралась с виновником бесчинства. Им, по всеобщему согласию, был признан Могила.
Евгению не дали присутствовать на этом, весьма незаурядном, в каком-то смысле, даже историческом собрании. Все вдруг вспомнили, что он иностранец, который и так уже видел слишком много.
Улучив минуту, Евгений, все же, приблизился к двери камбуза и услышал массу интересного.
– …Во многом превышал свои должностные полномочья! Совершал рукоприкладство! – кричал отчаянный, почти детский голос кого-то из матросов. – И… и товарища капитана каждый день спаивал!
– Умышленно! – подхватил кто-то.
– Товарищи! – заскрипел Могила.
– …Должен понести ответственность перед коллек…
– Товарищи! – рявкнул помполит. – Это черт знает, что такое! О чем вообще может быть речь, когда у нас на борту шпион?! Неужели неясно…
Его заглушил всеобщий гул. Казалось, рой рассерженных шершней неистовствует в стенах камбуза.
– …Подвергшись тлетворному влиянию американских бацилл! – дребезжащим голосом пытался перекричать всех помполит, бешено тряся (хоть Евгений и не мог этого видеть) кулаком над головой.
– Свинья ты! – рыкнул на него Старогузов, когда буря поутихла. – Свинья и алкоголик!
– Это мы еще посмотрим, кто тут свинья! – обиженно проблеял Могила.
Евгений понятия
