точно – где полковник и где капитан… В общем, пусть поживет ажан, ничего, небось не растаем.
Однако тесть держался на этот счет категорически иного мнения.
– Пускай в гостинице живет, галльский сын! – заявил Петрович. – Там ему покажут родимый сервис, до конца дней своих закается русскую землю топтать. Нет, к себе мы его не пустим наотрез. Да и где, скажите, у нас тут жить ажану? В ванной разве что?
Нет, думал Саша, в ванной он жить не будет, в ванной уже тараканы живут… А вот мы его в гостиной поселим, вместе с Петровичем, а? По-моему, прекрасная мысль!
Тесть, однако, взбунтовался против прекрасной мысли, стал ножкой топать, ручкой махать и вообще выкомаривать сверх положенного. Я, говорит, на такое не подписывался, я говорит, чую в этом опасность для своей бессмертной души. А вдруг ажан вербовать меня начнет? А я языками-то не владею, как я ему отказывать буду, как патриотизм соблюду? Сделают из Петровича пятую колонну, агента влияния и НКО – не отмоешься потом!
Однако Саша его успокоил. Не нужны тут, сказал, никакие языки и агентом, папа, вас никто сделать не сможет – руки у них коротки против нашего умственного превосходства. А если вдруг и возникнет опасный прецедент и вербовка бессмертной души, то на все следует отвечать кратко, но исчерпывающе: «нон, месье». И все будет в порядке.
Петрович, выслушав это, немного успокоился и даже попробовал для тренировки говорить самому себе «нон, месье». Но все-таки полностью этой идеей проникнуться не сумел. Не могу, сказал, «нон, месье» кому попало говорить. Стар я, сказал, для таких экспериментов. В моем, говорит, произношении любая иностранная фраза на «идите в буфер» похожа. Пусть, говорит, этот ажан лучше у тебя живет в комнате, а ты, Сашка, сам ему «нон, месье» будешь говорить по мере надобности.
Слушая Петровича, в конце концов, занервничал и сам капитан. В самом деле, «нон месье» легко говорить тестю, а ну как явится сейчас двухметровый чернокожий ажан, каких за небольшие деньги показывают в кино на Canal+ – и что с ним тогда делать? Куда сажать, чем потчевать?
Не успел Саша ничего ответить на этот резонный вопрос, как в дверь позвонили. Сильно позвонили, резко, неприятно, так позвонили, что нехорошо сделалось на душе. Захотелось уйти куда-нибудь к чертовой матери, а ажаны пусть сами с полковником потом разбираются. Петрович вообще предложил радикальный способ: не открывать, да и баста – авось, само рассосется. Рано или поздно звонить ему надоест – вот и уйдет он, болезный, вот и уйдет, родимец, будь он хоть трижды ажан. Русские-то французских всегда бивали или как? Так неужели же впустим лягушатника окаянного в сердце матушки России, в их, то есть, собственную квартиру?
Но Саша резонов тестя уже не слушал. Скрепя сердце вышел он в коридор, с коричневого дерматина на него укоризненно пялился дверной глазок. Посмотреть или прямо через дверь спросить? Хотя чего там
