но вчитаться в предложенные нам 1000 страниц текста. Меня, заставшую Г.А. уже на излете, они сразили наповал и заставили даже смутиться того легкомыслия, с каким мы, молодые, иногда относились к легендарному режиссеру, перевалившему свой зенит.
В двухтомнике многое: и воспоминания о Товстоногове (раннем, в славе, и позднем, не только ленинградского периода, но и мало знакомого многим периода тбилисского и московского), тут и записи его репетиций («Смерть Тарелкина», «История лошади», «Тихий Дон»), его уроки и беседы со студентами (1972–1977), его письма и первые ученические экспликации. Тут даже список спектаклей изучаешь с большим любопытством. На счету Г.А., если учитывать спектакли со студентами и сделанные за рубежом, 169 спектаклей. Цифра потрясает воображение. А двухтомник объясняет, как это было и почему возможно.
Отныне в небедной библиографии «последнего великого худрука русского театра», как назвал Товстоногова Александр Белинский, эти две книги главные. В них соединился рассказ о «разнообразном человеке» (Г.Яновская) и мастере, о его БДТ и его творческом методе. Сквозь призму этих двух томов иначе смотришь на все, что прежде было написано о Товстоногове и им самим.
Как любил напоминать ученикам Г.А., есть разница между замыслом и воплощением. И пройти эту дистанцию не всякий умеет и может. В данном случае замысел – неканонический портрет Товстоногова в 1-м томе и непарадный портрет во 2-м – качеством исполнения поддержан. Г.А. считали режиссером-объективистом: к каждому драматургу он подбирал свой ключ, для каждой пьесы искал «золотое сечение», для каждого спектакля – свой «способ игры», хотя называл режиссерское дело всего лишь… поварским занятием. Он ясно мыслил и ясно излагал свои идеи, не терпел ни в чем приблизительности, а из всех частей речи больше всего уважал глагол. Этим же методом руководствовались и авторы двухтомника: редакторы-составители Елена Горфункель и Ирина Шимбаревич, редактор издания Елена Алексеева, режиссер Семен Лосев, подробно (и великолепно!) записавший репетиции Г.А. со студентами и актерами, его беседы с абитуриентами на вступительных экзаменах. Создатели двухтомника, трудившиеся над ним, судя по всему, около 10 лет, тоже усвоили уроки Товстоногова.
Воспоминания расположены в алфавитном порядке, по фамилиям вспоминающих. Принцип самый простой и не самый выигрышный (мысль скачет, хронология путается, биография рвется), но естественный, он и дает полноту картины. Те, кто нуждается в биографии Товстоногова, могут заглянуть в приложения. А те, кого волнует склад ума, характер, темперамент, личность, профессия, ощутят их сполна в этих «приливах» и «отливах» к одним и тем же фактам, всякий раз изложенным с разного ракурса. Обнаружат в этой демократичной разноголосице без званий и чинов свою логику и внутреннюю борьбу. Без них невозможно сценическое действие, считал Г.А. Но, оказывается, и судьба человека.
Все, кто вспоминает Г.А., в той или иной степени были его учениками. Все до сих пор – под колоссальным от него впечатлением. И все, похоже, готовы
