в интеллектуальной издательской системе Ridero
Святые
Эти трое появились в придорожном кафе за полчаса до рассвета. Словно вестники скорых бед, мрачно и грузно вошли они в просторный и пустой зал, неся на плечах утренний холод. И колючие капли западали с их капюшонов так густо, что эти люди казались призраками, всплывшими из бурной реки.
Карина, что уже пару часов клевала носом, заслышав дверной колокольчик, вдруг вытянулась во фрунт и по наигранному сценарию громко поприветствовала гостей, улыбнувшись широко и раскланиваясь неуклюже. Карина взбодрилась, но темные фигуры тревожили ее. За их спинами, в окне, под светом фонаря, проливной дождь сбегал с волос плакучей ивы и оголял ее корни, и девушке вдруг почудилось, что деревце проливает слезы по ней…
Троица развесила дождевики на спинках стульев. Двое принялись что-то раскладывать на столе, а третий подошел к барной стойке и заказал мяса на всех и чаю. Глядя на него, можно было подумать, что этот человек восстал из могилы. Под ногтями его чернела грязь, рукава свитера были разодраны, а уставшее лицо, заспанное, но злое, мерцало гневом, словно то было лицо неотомщенного покойника. Глаза его мерцали рубинами, и на вид ему было лет пятьдесят. Карина по привычке залепетала о скидках на хлебобулочные, но гость не проронил ни слова. Он вернулся к столу. Про себя девушка обозвала его Рубиновым. Двое его попутчиков выбрали место в темном углу и тонули во мраке, только по голосам официантка определила, что это были молодые мужчина и женщина.
– И что же мне прикажете? – грубо протянул Рубиновый. – Дальше идти одному?
– Прошу прощения, – возразила девушка во мраке, – но уговор был довести вас до сосновой топи.
– Да-да, – сознался он. – Вы исполнили все договоренности куда в большей степени, чем от вас требовалось. Но, увы, я не знаю, в каком направлении деревня за этой топью, а о тропинке, по всей видимости, ведал лишь тот человечишка, что обдурил нас всех.
– Если верить ему, – вмешался молодой парень, – ближе к сумеркам в лесу происходит так называемый суд звериный, когда лисы и другая живность бредут по тропе к деревне, и, увязавшись за ними, вы сможете найти что ищете.
– Кстати, а что вы ищете? – спросила девушка.
– Невзгоды, – сказал Рубиновый.
Все умолкли.
На гостей опустился запах жареного мяса и тертой зелени. Ближе к концу лета зелень в этих местах нагуливала специфический аромат сандала, и никто не мог объяснить почему, и по этому поводу устраивались споры.
Подали мясо и чай. Троица подкрепилась. Рубиновый расплатился.
А перед уходом все трое склонились над столом, и парень, водя пальцем по намоченному планшету, показывающему карту, говорил шепотом, и в словах его слышалось беспокойство. Возбудившись любопытством, Карина напрягала слух.
– Это последний населенный пункт на вашем пути. Далее последует грунтовка, которая упрется в эту махину, это Львиная гора, вы не пропустите ее, она усеяна львиным зевом. На ее оголенном склоне будет нарисован кот с человеческим лицом, направо от рисунка тонкая тропа змеится вверх, она приведет вас на вершину, где ветхий мост перекинут на другую сторону, внизу будет река Мальтийка. Перейдите мост, и в лесу вам останется лишь дождаться суда звериного.
– Суд звериный, – пробормотал Рубиновый. – Бредятина.
– Но вы верили в эту бредятину два года и два года искали деревню, – обнадеживающе утешил парень. – Поворачивать назад поздно.
– Да знаю я, – отмахнулся Рубиновый. – Просто старческое брюзжание. – И он наигранно ухмыльнулся, но выглядело это нелепо.
Вскоре дождь убрел на восток, освободив небо, и шум разлитых рек, плещущихся о цветистые берега, накрыл бархатным занавесом долину и грунтовую дорогу, по которой Рубиновый теперь мчался в одиночестве на старом внедорожнике.
Звали его Алексей Курцвейл. И до событий, случившихся два года тому назад, он много лет испытывал внутреннюю подавленность, так как однажды совершил проступок, за который каялся много лет и не мог простить себя, и ненавидел в себе, если так можно выразиться, бесхребетность. А два года назад в квартире, где наш герой делал ремонт (так как ремонтами зарабатывал на жизнь), под сдернутыми обоями на белой стене он обнаружил написанные карандашом строки, рассказывающие о некой деревушке под названием Четверть. В деревне той жил некий Апостол, что мог снять груз с души человека, человека, который запутался, который покаялся, которого раскаянье грызет годами, грызет напористо и сосредоточенно. И тогда Курцвейл поклялся себе найти эту деревню, что была затеряна где-то в Центральной России, где-то в диких лесах в оцеплении высоких гор.
Идея была безумной, ведь те письмена могли быть лишь плодом воображения поэта или ребенка,
