Эмбер перед сном, красной нитью сквозила одна-единственная мысль: доверяй себе. Слушай свои чувства и интуицию. Эмбер ужасно боялась девушку с белым лицом. Как выяснилось через годы – не зря.
Она ничего не могла с собой поделать. Ноги сами несли ее к треклятому озеру. Она остановилась лишь у самой кромки воды. Застыла, не в силах отвести взгляда от девушки из снов. Сегодня на ней была белоснежная рубашка. Взмах руки – Эмбер уже знала, что будет дальше. Оркестр смерти! Разумеется.
С тяжелым сердцем Эмбер наблюдала за представлением, что разворачивалось на ее глазах. Она следила за происходящим с полным ощущением того, что знает, что случится дальше. Все это казалось частью давно забытого сна: вороны, что врезались девушке-дирижеру прямо в сердце, оставляя кровавые пятна, женщина на гондоле в устрашающе-огромном черном шлеме и две ее спутницы, игравшие на скрипках. Эти всегда появлялись первыми. Музыка разливалась в воздухе, сводя Эмбер с ума, стирая грань между прошлым, настоящим и будущим. Она знала, что случится в следующий миг, а может, он уже наступил и она лишь следила за ним со стороны? В голове все смешалось, плавный, меланхоличный ритм лишь иногда разрезали рвущие душу аккорды.
В такт этой странной мелодии шагала танцовщица в красном одеянии. В руках она держала маленький металлический сундучок. Эмбер напряженно следила за страшной сценой. Женщина в красном платье щелкнула замком и извлекла из сундучка окровавленное сердце, пробуждая сотни созданий, дремавших на илистом дне озера. Вода забурлила, окрасилась в алый. Монстры поглощали не только плоть, они уничтожали друг друга. Эмбер передернуло. Вот откуда ее сны-кошмары, в которых десятки костлявых рук тянутся к ее шее.
Где-то там, за плечами дирижерки, маячили фигуры умерших. Она видела маму, Тобиршасс, своих друзей и близких из Пустоши, Айтара в его настоящем обличии… Эмбер знала, что все они мертвы. Знала, что не последует за ними. Но не могла перестать смотреть…
Еще в детстве, в то далекое время, когда Эмбер носила имя Нэнни, она усвоила одно: мертвые не возвращаются. Единственное, что мы можем сделать, чтобы суметь жить дальше, – это позволить им уйти. Оставить в сердце место для светлых воспоминаний, но не извлекать кресты из могил, не взваливать себе на плечи и не таскать повсюду с собой. Так мы и сами способны оказаться по ту сторону. Удел живых – жить.
Мечты и чаяния. Все позади.
Остались лишь покой и безмятежность…
Голос. Он оборвал ее спутанные мысли. Заставил замереть. Застыть у кромки воды, до боли сжать кулаки. Заставил тело напрячься, а душу – разорваться на сотни мелких ошметков. Это был мамин голос. Певица. Эмбер не знала, как долго та пела. Может, только начала, а может, песня звучала уже давно, и затуманенный разум лишь сейчас уловил ее трели. Все это меркло на фоне навязчивой мысли: танцовщица в алом украла голос ее матери. Но что, если не только голос? Что, если вместе с ним и сердце? Мама всегда говорила, что ее песни так прекрасны только
