или гений… Может быть, всё в одном лице.
– А что по существу? Можно простым языком?
– Если грубо и по существу, то это летучее соединение, которое меняет химические свойства. И, судя по всему, легко их меняет. Как перчатки. Теоретически это получить невозможно… Ну, или пока невозможно.
– А как это можно использовать?
– Ну, старик, ты задаёшь слишком много вопросов! Как я тебе могу сказать, как его можно использовать, когда я понятия не имею, ЧТО ЭТО? Вот разберусь немного, позвоню. Время у соседа терпит?
– Терпит.
– Ну, тогда на связи.
Положив книгу на полку, вышел в коридор и заглянул в сортир. Не любил он ходить по чужим сортирам, тем более без нужды, но любопытство взяло верх. Сортир холостого Андрея представлял убогое зрелище, но был относительно чист и в меру скромен. «Да, с таким сортиром приличную даму не приведёшь, хотя, холостяк-холостяку рознь», – с этими мыслями он открыл шкаф и среди разной мелкой рухляди увидел термос, точнее термосок для напитков: маленький, китайский, купленный еще во времена его юности. Пройдя на кухню, он открыл его. Термос был наполовину залит мутноватой белой жидкостью. Он понюхал. «Прозрачная жидкость без запаха. Что за дерьмо он здесь хранит, и почему я должен об этом заботится? Бедный Андрюха, он последнее время нигде не работал. Вид был у него взъерошенный какой-то, как у алкаша, ищущего заначку. И при чём здесь кот и его странные друзья?.. Так-так, что-то не то здесь с друзьями и котами. Если это друзья, зачем врать про кота? А если это не друзья, то кто?»
Он вспомнил, как долговязый посмотрел поверх него. Что-то странное было в его глазах. Обычно, когда обращаются к собеседнику, смотрят в глаза, ну, или на лицо. Но тот смотрел мимо, как будто проверял, есть ли кто ещё в его квартире. «Нет, нет, это бред воспалённого воображения», – подумал Денис и повернул ключ, запирая квартиру Андрея.
Лев Борисович
Осень в Киеве 1939 года выдалась холодная и сухая. Шуршали под ногами наметенные с множества аллей и парков вороха разноцветных листьев, продавцы мороженного начинали ежиться на тротуарах, трамвайные звонки резче звучали в холодном воздухе. После событий сентября, когда фашисты напали на Польшу, в атмосфере витала напряженность. В газетных киосках выстраивались очереди за свежей прессой, люди активно обсуждали и делились прочитанным.
Как-то в конце этой осени, а точнее в начале ноября Лев Борисович Бауэр, младший научный сотрудник института Востоковедения, шёл рано утром на свою работу. В свои двадцать три года, он легко перепрыгивал через лужи и напевал что-то весёлое про себя. На углу Крещатика его неожиданно остановили двое в серых пальто и, предъявив удостоверения сотрудников НКВД, попросили проехать с ними на служебной машине. Ехали они недолго, по тому же Крещатику, затем свернули в переулок и подъехали к невысокому двухэтажному зданию. Там вошли в парадную дверь, спустились в подвал.
Полчаса его допрашивали на предмет лояльности к Социалистическому строю, Коммунистической партии, товарищу Сталину, зачитывали фрагменты его биографии
