знаю, я здесь не спала, но папа очень любит щедрым храпом по ночам их развлекать.
– Я постараюсь тихим сапом
во сне зубастостью не скрежетать…
Широкий кожаный диван, торшер у изголовья, мягкая пушистость одеяла, книга… Я листал «Комедию божественную» Данте.
Наворот историко-биографических страданий,
с подоплекою мистической любовной кары,
ужасами поэтического мастерства стенаний
адовых угроз попавшим под грехопаденья чары.
Образностью извращенной завораживая думы,
бедствием разгула низменных стремлений судеб
страстностью порочности показывавшим нравом зубы,
темы творчества, что поколения душ губит…
Увлекся и задумался? не помню, когда вдруг среди адовых картин напевно голос райский прозвучал:
«…В душе к любви заложено стремленье
И все, что нравится, ее влечет.
Едва ее поманит наслажденье…»
Знакомая цитата! Я отлистнул страничку так и есть, и вторя мысли, прочитал Вергилия протест:
«…Итак, путь даже вам извне дана
Любовь, которая внутри пылает, —
Душа всегда изгнать ее вольна…»
Ольга она стояла у дивана за торшером; не слышал, как она подкралась… В белом, с ярко красным иероглифом на правой стороне, халате шелковом, коротеньком, чуть прикрывавшим бедра и с грудью нараспашку. Волосы затянуты в тугой клубок и белой лентой бантом перевязаны с заколкою мудреной из слоновой кости. Гейша!
Беда бессилия соблазном,
доступности кричащей: «Я твоя»
величием инстинкта в безотказном,
ночном разливе песни соловья…
Мельком взглянул и отвернулся. Взялся за цитатник, не придав значения попыткам оголенной прыти предложить себя.
Пятая глава:
«…И я узнал, что это круг мучений
Для тех, кого земная плоть звала,
Кто предал разум власти вожделений…»
Секунда, и она нашла, чем мне ответить:
«…А там Елена, тягостных времен
Виновница…»
Согрей меня.
Елена?! Я не шелохнулся, сохраняя нейтралитет, страницы в книге перелистывая, памятью извлек ответ не книжный охладить ее:
Совестью расплачиваясь за провинность —
украсть у будущего значимость момента
случайностью сиюминутной комплимента?
Жертвой грез мне не нужна твоя невинность.
С удивительным спокойствием она уселась на ноги ко мне, поверх накинутого одеяла, широко раскинув бедра, показательностью демонстрируя бесстыдную красу девичью. Беленький халат к медовости янтарной загорелой кожи –
Дыхание обворожительной фантастики,
кровь вскипает вольнодумством,
участия в апофеозном культе праздника,
неизведанным
