е кресло поскрипывало от движений грузного тела.
В эти часы на судне царил покой. Два-три матроса убирали палубу, плотник чинил повреждённый при погрузке фальшборт; не было слышно свистков или окриков боцмана. Ничто не предвещало ненастья. Ещё два-три дня такой погоды, и судно уйдёт далеко на север, где ляжет на прямой курс к родным местам.
Шепард снова отпил «тёмного бархатного». Последний бочонок из числа взятых в плавание… Двойственное чувство владело капитаном. С одной стороны, было невыразимо приятно подсчитывать в уме возможные барыши. Рейс «Клементины» прошёл на редкость удачно. Слава Богу, в кормовом трюме штабелем до самого люка сложены слоновьи бивни, громоздятся брёвна чёрного дерева. Тяжёлые, словно ядра, мешочки золотого песка – Господи, за какую же чепуху команда выменяла их у вождей чёрных племён! – надёжно заперты в окованном сталью сундуке. И, наконец, в ящике капитанского стола лежат полновесные дублоны, уплаченные этой чёртовой троицей. Приятная сумма! Места на барке можно было купить вдвое дешевле, – но раз уж предложили, не станет же Шепард сбивать цену…
Вот тут и начиналась вторая сторона – тревожная, тёмная. С той поры, как из-за приморских дюн и болот вышел и приблизился к гавани маленький караван, у капитанского благодушия появилась изнанка. Кто были странные пришельцы, попросившиеся на борт «Клементины»? Откуда они бежали? В том, что перед ним беглецы, преследуемые, – капитан не сомневался…
Безусловно, на борт взошли европейцы. Но из какой страны? Старший, который представился, как «скромный служитель Господа», говорил по-английски бегло, однако с заметным акцентом. Двое остальных изъяснялись преимущественно жестами, порой употребляя искажённое английское слово; между собой же и со старшим лопотали на каком-то другом языке. О себе не рассказывают ничего… «Можете считать, капитан, что вам платят за скромность и отсутствие любопытства». «Как пожелаете, сэр!..» Сто чертей, – что, если это преступники и на них объявлен розыск? Один только «багаж» их чего стоит… Престон, весьма грамотный и начитанный помощник капитана, предположил, что перед ними – алхимики, а то и дьяволопоклонники; должно быть, общались с африканскими колдунами и вдали от цивилизованного мира ставили свои сатанинские опыты… Ох, как бы и Шепарду не держать ответ перед большими париками!
Допив кружку, он придирчиво осмотрел её дно. Всё-таки, в пиве есть осадок. Или это от трёхмесячной болтанки по морям?.. «Если мы будем довольны вами, капитан, по приходе в порт получите вознаграждение сверх нашего договора». – «Очень вам признателен, сэр!..»
Закрыв глаза, Шепард чуть слышно застонал. Но тут же обернулся на звук шагов. Вот они, голубчики! Шествуют вдоль штирборта. К добру ли? До сих пор троица поднималась из своей каюты на палубу лишь после захода солнца, избегала людей. Матросы вытаращились, как на бродячий цирк. Деревенщина Биркин даже уронил ведро, за что и получил пинок от боцмана.
Впереди шагал «служитель Господа», в своём потёртом лиловом кафтане с серебряными пуговицами, в коротких штанах на дворянский манер, в парике с кошельком и при шпаге. Ну и образина! Бледен, точно жил последние годы не в Африке, а у эскимосов. Красные круги вокруг бледно-голубых слезящихся глаз; большие, тонкие, как лист, оттопыренные уши. Взгляд отсутствующий; но уж если направит его в лицо Шепарда и заговорит, – кажется, что в мозг вонзаются стальные иглы… За ним, кутаясь в платок, семенит низенькая полная женщина. У неё тронутая оспой кожа и рыжие опущенные ресницы; она почти всегда молчит и ведёт себя, как рабыня. Шествие замыкает плохо выбритый коренастый брюнет с загорелым лицом простолюдина; он носит маленькую треуголку и кожаный жилет поверх простой рубахи. Капитан слышал: брюнета зовут Анри, а женщину Нисса.
Что они затеяли? Зачем сгрудились у борта и внимательно вглядываются в море? Сизо-серая, подёрнутая пеной равнина пуста безусловно. «Служитель» бросает короткую фразу, и вот уже Нисса, раболепно присев, пускается в обратный путь. Анри, вероятно, приказано ожидать. Сам же главарь, положив руку на шпагу, ныряющей походкой шагает к капитанскому мостику.
Скрывая невольный трепет, Шепард чуть привстал из кресла и тронул пальцем шляпу. Старший ответил кивком – и остановился напротив, расставив циркулем тощие ноги.
– Раненько вышли сегодня, сэр! – стараясь говорить спокойно и небрежно, начал капитан. – А и впрямь, хороша погодка. Этак мы скоро окажется на большой купеческой дороге…
Осмелев, он даже подмигнул жутковатому пасажиру – и вдруг осёкся, поняв, как тот взволнован. По-своему, конечно, – сохраняя полное бесстрастие, – но взвинчен до крайности. Вон, капли пота выступили на коже, и тонкие пальцы, изуродованные ожогами, подрагивают на эфесе.
– Скажите, капитан, – может ли ваш корабль идти быстро? Вдвое более быстро, чем сейчас? – тщательно выговаривая каждую букву, спросил «служитель».
Вопрос был лестным. Поиграв бровями, словно в раздумье, Шепард степенно ответил:
– Для барка, сэр, «Клементина» легка
