крутился, уже подоспел обед, а они еще не думали выезжать. Дел сразу оказалось невпроворот. Хотя утром думал – «запрягу лошадь, посажу в сани жену и дочку и умчусь». Иногда он останавливался, смотрел на кучу вещей посреди избы и словно приходил в себя. «На хрена это все? У меня там столько золота, что можно купить десяток домов и табун лошадей». В обед он окончательно понял, что выбирать, что брать, а что оставлять – дело бесполезное. Поэтому заявил:
– Все! Берем только то, что успели собрать. Иначе лошади сани не утянут. Давай перекусим. Пообедаем и выезжаем. И так только ночью до первой заимки доедем.
Жена с красными, заплаканными глазами начала собирать на стол.
– А где Аня? С утра не вижу.
– Да, тут она была. Сейчас только отпросилась с Верным во дворе поиграть.
– Во дворе?!
Порфирий метнулся из-за стола. Не одеваясь, накинув только валенки, побежал на улицу.
– Аня! Аня, дочка! Ты где?
Никто не отвечал. И тут он услышал, что Верный опять скулит, так же, как утром. Вместо того, чтобы броситься к хозяину, как он обычно делал, пес забился в свою будку и даже не выглядывал оттуда. Внутренне деревенея, Порфирий направился в сторону сарая. «Только не это!» – мысленно твердил он. Что не это? Он и сам не понимал.
Дочка сидела там, где он закопал Ваську. Рядом из снега торчала синяя голая рука.
– Доча, доченька, – тихо позвал он. Та словно не слышала. Она так и сидела на коленках, опустив вниз голову. Сдерживая крик, он медленно направился к ней. Когда до девочки оставалось несколько шагов, она подняла голову.
– Нет!!! Нет!
Он остановился, словно наткнулся на невидимую стену. То, что сидело на снегу, уже не было Анечкой. Это был даже не ребенок. Не человек. Хотя тело оставалось детским, дочкиным, из побелевших глаз на него смотрела неведомая тварь.
– Где оно?
Это её голос. Тоненький, детский голос дочки. Такой родной и знакомый. «Может, заболела?» Мозг цеплялся за любое, лишь бы не знать правды.
– Ты про что, доча?
Но он сразу, без всяких объяснений понял, что существо спрашивает про самородок.
– То, что ты привез сюда. Я чувствую, оно здесь.
Он не ответил. Впервые за время, с той минуты, когда он увидел золото, оно перестало владеть им. Дочка была важнее богатства, важнее всего. Порфирий протянул вперед руки и шагнул к девочке.
– Милая, очнись. Иди к папе.
Лицо девочки скривилось, словно она пыталась что-то вспомнить. Она опять опустила голову. Вдруг, девочка повалилась на снег, и затряслась. Она что-то пыталась сказать, но слова прерывались хрипом и стонами. Порфирий наклонился, чтобы схватить дочку, но не успел. Из-за его спины выскочила жена и упала на колени перед девочкой. Схватила её голову и прижала к себе. Он даже не заметил, как она появилась здесь. Глафира сразу заголосила:
– Анечка! Доченька! Что с тобой!
Женщина повернула к мужу злое, покрасневшее
