мужа – идиота! – вздохнул дворецкий. – Такого она не переживет. А ей сейчас очень нужны силы.
Голоса притихли. Потом разговор продолжился.
– Матильда, душенька, можешь мне не верить, но я почти уверен, что здесь что-то нечисто! И твоей вины в этом нет! – произнес шепотом дворецкий. – Не вини себя, дорогая.
– Я и так себя сгрызла. Никогда ночью крепко не сплю, а тут уснула! Даже не услышала, как малыш открыл дверь… – вздохнула Матильда.
– Так двери разве не были заперты изнутри? – удивился дворецкий.
– В том-то и дело, что были! Я еще проверила! Я никогда не оставляю открытые двери! И ключ был при мне! – прошептала Матильда. – Ума не приложу, куда мог юный герцог отправиться ночью. И как он смог открыть дверь без ключа. Коридор темный. А юная светлость так боится темноты…
– Может, он услышал, что вернулся отец? – прошептал удивленно Гербальд.
– Нет, – возмутилась шепотом Матильда. – Он видел его перед сном. Мистика одна. Может, кто-то проклял наше поместье? Раз двери сами открываются?
– А ты говорила об этом хозяину? – слышала я шепот Гербальда.
– Он выслушал меня, но кивнул, думая о чем-то своем! – вздохнула Матильда. – Мне показалось, что он не придал значения моим словам.
– Ну не расстраивайся, душенька, – произнес дворецкий. – Он был убит горем. Это его единственный сын…
– А ты бы на его месте как поступил? – спросила Матильда.
– Какого же вы обо мне мнения, душенька, раз задаете такие глупые вопросы! Если ты вдруг разлюбил свою жену, то это не значит, что ты должен разлюбить своего ребенка! – ответил уязвленный Гербальд.
Все. Пора вставать. Сейчас попробую подняться.
– О! Она очнулась! Слава богам! – едва ли не заплакала Матильда, бросаясь ко мне. – Госпожа… Вы как себя чувствуете?
Я смотрела на полненькую кухарку лет под пятьдесят с добрыми глазами. Если бы эти глаза существовали отдельно, то я бы решила, что они принадлежат юной девушке. Они были озорными и совсем юными. Маленькие круглые очечки придавали ей вид добродушный и интеллигентный. В ушах у нее всегда были крупные серьги с янтарем. Первое, что приходило на ум, когда она входила в комнату – “какая уютная женщина! ”. Может, от того, что от нее всегда исходил запах выпечки, а может, дело в ее улыбке.
– Как отбивная, – простонала я, но была безмерно рада, что сумела сесть на кровати. Хоть руки, на которые я опиралась, дрожали от слабости.
– Пока не делайте резких движений, я вас умоляю, – произнес Гербальд.
Дворецкий, напротив, был худощав. Седые волосы образовывали внушительные залысины. Но он ничуть не переживал по этому поводу. От молодости ему осталась лукавая улыбка самого дьявола. Маленькая черточка седой бородки придавала ему вид весьма аристократичный. Наверное, если бы где-то проходил конкурс дворецких, Гербальд взял бы на нем первое место. Неизменные белоснежные перчатки, которые умудрялись всегда
