Индией
29 марта 1996 года. 9144 метра
Я рассказал им притчу. Вот, говорю я, планета Нептун. Самая обыкновенная планета Нептун, а не рай, потому что я не знаю, что такое рай. И вы поймете, что в этой притче говорится только о вас – именно о вас и ни о ком другом. Та к вот, говорю я, есть там у них одна большая скала, и я должен предупредить, что люди на Нептуне довольно глупые и самонадеянные, а все это потому, что каждый из них привязан к своей собственной ниточке. Та к вот, некоторые из них совершенно помешались на этой самой горе. Вы не поверите, сказал я, но ценой жизни или смерти, на пользу или во вред, но эти люди завели себе привычку и все свое время и силы тратят в погоне за славой, забираясь на самые крутые склоны, которые только могут найти. И все как один возвращаются с них в приподнятом настроении.
Самое интересное в этом вот что – большинство из них позже изменили свои привычки и начали взбираться по более легким и безопасным склонам. И все равно находились в приподнятом состоянии, и это было заметно и по решительному выражению, появившемуся на их лицах, и по удовлетворению, которое светилось в их глазах. И, как я уже подчеркивал ранее, все это происходило на Нептуне, а не в раю, где положение вещей, может, и вообще никак изменить нельзя.
Через два часа после взлета рейса № 311 авиакомпании Thai Air из Бангкока в Катманду я встал с места и прошел в хвост самолета. Рядом с туалетами по правому борту располагался маленький иллюминатор, рядом с которым я присел в надежде увидеть какие-нибудь горы. И я действительно увидел горы – зубчатые пики Гималаев высились, закрывая горизонт. Так до самого конца полета я и просидел на корточках у окна, прижавшись лицом к холодному плексигласу, у большого мусорного мешка, набитого недоеденными обедами и пустыми банками из-под газировки.
Я сразу же узнал огромную и широкую гору Канченджанга, третью по высоте вершину в мире, возвышающуюся на 8586 метров над уровнем моря. Через пятнадцать минут в поле зрения появилась пятая из высочайших вершин Макалу, а затем, наконец, и легко узнаваемые очертания самого Эвереста.
Чернильно-черный клин его пирамидальной верхушки выделялся из общего рельефа, возвышаясь над окружающими горными вершинами. Пик горы находился на высоте полета современных авиалайнеров, где скорость ветра составляла 120 узлов – 62 метра в секунду. Гора пропорола в небе зияющую рану, а ветер сдувал с нее миллиарды кристалликов льда, которые, словно длинный шелковый шарф, тянулись на восток. Я глядел на этот шлейф, похожий на инверсионный след, который оставляет в небе самолет, и думал, что вершина Эвереста находится на той же высоте, что и герметичный лайнер, в котором я сейчас лечу.
МЫСЛЬ О ТОМ, ЧТО Я СОБИРАЮСЬ ЗАБРАТЬСЯ НА ВЫСОТУ ПОЛЕТА РЕАКТИВНОГО САМОЛЕТА AIR-BUS-300, ПОРАЗИЛА МЕНЯ В ТОТ МОМЕНТ СВОЕЙ ПОЛНОЙ АБСУРДНОСТЬЮ, И МОИ ЛАДОНИ СТАЛИ ЛИПКИМИ.
Через сорок минут мы приземлились в Катманду.
