.

      Филипп и весь его двор, его князья и графы, кавалеры и дамы, все смотрели, как фламандского скульптора приковали к столбу, окружённому на некотором расстоянии пучками соломы и связками хвороста, длинной цепью, так что осуждённый мог держаться подальше от наиболее жаркого пламени и, таким образом, жариться на медленном огне.

      С любопытством смотрели все, как он, голый, или почти голый, напрягал все свои душевные силы для борьбы с огнём.

      Как раз в это время королеве Марии на её ложе очень захотелось пить. На другом конце спальни на блюде лежала половина арбуза. Родильница с трудом поднялась с постели, прошла через комнату, взяла арбуз и съела всё без остатка.

      От охлаждения её начало знобить; обливаясь холодным пóтом, она упала и долго лежала на полу без движения.

      – О, – стонала она, – я бы согрелась, если бы меня перенесли в постель.

      Тут донёсся до неё крик несчастного скульптора:

      – Отрубите ноги!

      – Ах, что это, – вздыхала она, – не собака ли там воет, предрекая мне смерть?

      В это мгновение скульптор, увидев вокруг себя лишь враждебные испанские лица, подумал о Фландрии, стране мужественной силы. Он скрестил руки, потянул за собой цепь во всю её длину, выпрямившись, стал на горящие связки соломы и хвороста и воскликнул:

      – Так умирают фламандцы на глазах своих испанских палачей. Не мне, а им рубите ноги, чтобы они не могли больше заниматься убийствами! Да здравствует Фландрия! Фландрия во веки веков!

      И дамы рукоплескали ему и, видя его гордое поведение, просили смилостивиться над ним.

      И он умер.