нежное, едва уловимое робкими касаниями щекотало лицо. Лиля открыла глаза. Белый снег плавно кружился в воздухе. Солнце щедро окружало водоворот лепестков. Девочка не сразу осознала спросонья, что снег – это танец цветущих садов. Они приехали в Украину. Мать несла ее на руках, отяжелевшую после поезда, и уже в тот миг, почти еще в бессознательном забытьи сна, Лиля полюбила этот край. Мамина любовь позже всегда приходила в мысли ребенка как образ цветущего сада, согретого солнцем. Чувством этим была сама весна.
Тетя Евгении Александровны с размаху открыла калитку в покосившемся заборе, раздался короткий жалобный скрип, тут же заглушенный плачем и громкими вскриками неизвестной родственницы. Она выхватила полными, горячими руками тело ребенка и, заплакав навзрыд, запричитала:
– Ой, моя ты зирочка ридненька, чаривня рыбка. Яке страшне горе. Будь вони прокляти, мерзотники.
Слезы душили пожилую женщину, они обливали лицо Лили жаркой влагой. Вздохи, всхлипывания, колебания сменили уютное спокойствие тела матери. Лиля окончательно проснулась, она ощутила новый, совершенно непривычный мир. Так она впервые узнала Украину. Эта страна всегда была похожа на бурлящий хаос, морской шторм, непокорную стихию.
Место, где родилась Лиля, было совсем иным. Люди были сотканы из покорности, раздумий, выдержки и компромиссов. Они редко торопились, еще реже действовали. Тишина бродила в воздухе. Выжидание было уделом многих, стремительная активность – только случайных безумцев. В то время, когда весь мир пытались научить науке толерантности и объявляли ее основой современного общества, белорусы представляли собой это науку как исконный образец, без примесей и червоточин. Многолетнее рабство, уничтожение и притеснение сыграло свою роль – люди научились принятию без возражений. Боль превратила их в солдат духа, как трудное детство зачастую формирует философов. «Не оцени», «не сравни», «не осуди» – звучали рефреном на протяжении жизни. А еще не критикуй, не возмущайся, не высовывайся, не формируй своего мнения. Когда человек вынужден есть несъедобное блюдо, организм всегда подает ему сигналы, что есть все подряд смертельно опасно, а рвотный рефлекс – это вынужденная мера, естественный инстинкт и защитная функция организма. Белорусы на протяжении долгих веков ели все. Они забыли о том, что приносит удовольствие. Смена удовольствия на полное согласие в конечном итоге притупила чувствительность и сформировала обреченную покорность. Никто не помнил о том, что теневая часть природы человека, вмещающая в себя отвращение, несогласие, критическое возражение, высокомерие, брезгливость формирует важные сигналы. Сигналы, с помощью которых человек узнает, что происходит что-то важное. Люди в Беларуси узнавали конфликт глубоко внутри себя при соприкосновении с реальностью, но постепенно соглашались с ним и принимали, не пытаясь бороться. Затем эта покорность переходила на новый уровень. Уровень экзистенциального смирения, фатальной неизбежности.
