Линии: краткая история. Тим Ингольд

      Всё это внимание было очень лестным. Но меня озадачило, что единственная гуманитарная дисциплина, в которой эта книга остается изгоем, – моя собственная: антропология. Я часто задавался вопросом, почему так вышло. Для меня антропология тем и замечательна, что она дает свободу, которая доступна немногим другим научным дисциплинам: следовать собственным склонностям, мыслить вне рамок академических условностей и писать так, чтобы письмо отвечало вызовам живого опыта. В этом смысле «Линии» – вполне антропологическая книга. И всё же порой мне кажется, что она также знаменует собой момент, когда наши с антропологией пути окончательно разошлись. Может, это и не повод для беспокойства. В наши дни принудительной междисциплинарности, когда дисциплинарная ученость не приветствуется, а то и активно порицается, можно – и зачастую мне казалось, что так я и делаю – жить жизнью пирата в открытом исследовательском море, нападая на любые корабли, встретившиеся на пути, ради богатств, которые там можно отыскать. Однако, как и многие другие, я нахожу официальную риторику междисциплинарности отупляющей, поскольку в ее основе лежат нетерпеливые и непрекращающиеся требования данных и результатов, навязываемые агрессивной неолиберальной экономикой знаний. «Линии» выступают за другую науку – не требующую спешки, щедрую в своих обязательствах по отношению к тем, у кого нам есть чему поучиться, бескомпромиссную в сопротивлении разного рода окончательным решениям, которые принесли столько бед в истории человечества, сравнительную в своем признании, что всё и всегда может быть другим, и критическую в том смысле, что никогда нельзя довольствоваться тем, что есть. На мой взгляд, эти качества лежат в основе антропологии, и именно поэтому, несмотря на все соблазны со стороны других дисциплин, я продолжаю считать себя антропологом.