суп, венский шницель, вареники с картошкой, делать пельмени и печь манник. А остальную домашнюю работу заставить себя я не мог: даже под угрозой расстрела или колесования. Я ходил по комнатам, – то там, то здесь подбирал какие-то бумажки, относил их в мусорное ведро, между делом поправлял на стуле одежду и смахивал пыль.
У всех иногда наступало стойкое отвращение к работе, особенно в нерабочий день. Лежать с книгой на диване я не мог, – меня тут же начинала терзать совесть. Смотреть телевизор я уже не мог, так как вчера вечером насмотрелся новостей и рекламы. Можно было посмотреть какой-нибудь фильм с диска или видеокассеты, но я с трудом представлял, что я днем смотрю кино, – через несколько минут совесть начинала терзать меня, как лев или стая грифонов. И самое неприятное было в том, что эта хандра мучила меня в конце календарной осени. А что будет со мной зимой, я даже представить себе не мог.
Наверное, буду читать заготовленные на этот случай книги: на родном, русском языке, а также на французском и английском. А может, еще подучу испанские слова и тогда прочитаю «Буратино» в оригинале. Кстати, в оригинале кровожадный Буратино откусил коту лапу, и это была не сказка, а просто жестокий триллер. Но это в далекой перспективе, а сейчас еще тепло на улице и иногда капает дождь, а зимой будет холодно, северный ветер и остальные зимние прелести, такие, как вьюга, метель и большое количество снега. Но в рабочий день можно себя заставить встать, умыться, побриться и пойти на работу, а в выходной?
Выход из создавшего положения был только один: найти дело, которое можно было сделать, особенно не напрягаясь, и оно было бы мне по душе. Я уселся за письменный стол и начал писать по пунктам все дела, которые мне было лень сделать в течение недели, или на это просто не хватало времени. Написал три пункта и застыл в ожидании, когда мне вспомнится остальные. Самое поразительное заключалось в том, что если бы я писал этот список на работе, у меня бы просто не хватило бумаги, а список дел был бы такой, что их мне хватило бы на год непрерывной работы.
Листок с тремя пунктами я засунул в карандашницу, чтобы он всегда находился у меня перед глазами, – и, если я вспомню какое-то дело, тут же я его запишу. Это было проверенный способ что-то сделать: если я что-то написал, то кровь из носу, я это сделаю. Может, это я так себя программирую, или заклинаю, как маги или чародеи? Но список списком, а мне надо заняться женской работой, несмотря на осеннюю хандру.
Для начала я выбрал для себя самое простое занятие и уселся с осенней теплой курткой на диван. У нее сломался бегунок на кармане, и я не хотел зашивать карман, – так как куда я буду засовывать руку при скором, неминуемом холоде? Возня с молниями это мое любимое занятие, и я никому не поручал вшивать молнии в куртки, менять бегунки или менять зубцы, – это мне нравилось делать самому: – так я боролся с хандрой и ленью. Заменить бегунок это на первый взгляд простая задача, а на самом деле это очень сложно, так как если молния металлическая, то ее надо было выпарывать у начала молнии. Потом зашивать карман, если операция прошла успешно, а это еще тот труд: иголка не лезет в плотный материал, нитки то и дело закручиваются, и когда я занят такой работой, лучше, если рядом со мной никого нет, – особенно детей. Они мгновенно схватывают слова и фразы, которые у меня выскакивают и запоминают, чтобы их произнести в яслях, школе или в трамвае.
Сегодня, как видимо, удачный день для женского труда: – я выкинул старый бегунок, потом среди десятка старых, в коробке для ниток и игл, выбрал, на мой взгляд, самый подходящий бегунок, потом плоскогубцами выдернул часть зубцов у молнии, засунул ее в одну половину молнии, потом удостоверился, что он скользит по ней как родной, и в заключении мне осталась самая трудоемкая операция – засунуть в бегунок остальную часть молнии. Он не хотел лезть, пришлось бритвой аккуратно разрезать два миллиметра у молнии и засунуть эту часть молнии в бегунок. Теперь мне оставалось зашить молнию, так как она будет расходиться, если этого не сделать, – там, где я убрал часть зубцов. Два сантиметра я зашил у молнии толстой ниткой и облегченно выдохнул: операция прошла на редкость удачно и быстро. Отвращение к работе у меня постепенно проходило, и хандра с ленью отступали.
В ходе этой работы я то и дело посматривал на стопку книг на тумбочке, и когда покончил с молнией, то вытащил из стопки книгу, которую давным-давно хотел посмотреть внимательно: – в ней были заклинания, молитвы, заговоры и прочая дребедень, такая как биолокация, заклятия демонов, лозоходство с помощью волшебного прута или лозы, магия и волшебство.
Книга была очень старая, в потертом кожаном переплете и я в упор не помню, где я ее взял. Может, в Нижнем Новгороде, где проходил по книжному рынку, или, скорее, в Париже, где я встретил какого-то уличного торговца с книгами. У него я купил две книги на французском языке. Первая книга, которую я так и не дочитал, был триллер, а вторую так и не открывал вообще: – она потом затерялась в моем доме и вот, объявилась на моей тумбочке, где лежали русские народные сказки, анекдоты, – в общем, среди книг, которые я читал перед сном.
Насколько я помнил, эту книгу на французском
