к употреблению. Чистые душистые волосы уложены на макушке высоким узлом, но несколько прядок выпущены наружу, словно Катя только что второпях заколола волосы наверх. Дилемма – заколоть их или оставить распущенными – длилась практически все четыре часа, которые Катя провела в улучшении себя. Она то распускала длинные локоны, то снова поднимала вверх, прихватив шпилькой с красивым, «под слоновую кость», наконечником.
«Заколю, – размышляла она, – подумает, что строгая какая-то и что вправду я его поболтать пригласила. Распущу – скажет: вот бесстыжая девка… Что ж такое!»
Потом догадалась все-таки, нашла компромисс в виде нескольких небрежных прядок, слегка подвила их плойкой – и вышло чудесно.
Кожа, подвергшаяся за эти почти четыре часа воздействию нескольких масок, сияла. На юном прекрасном теле не осталось ни единого лишнего волоска – совсем как у Таис Афинской, а ноготочки на руках и ногах сверкали свежим маникюром. Надев тот самый бело-розовый комплект – трусишки-стринги и кружевной бюстгалтер, – Катя засмотрелась на себя в зеркало:
– Хороша! – произнесла она вслух. – Чудо, как хороша!
Однако не в трусах же и лифчике его встречать: со вздохом Катя накинула шелковый халатик-кимоно и в который раз посмотрела на часы:
– Вот ду-у-у-ура! – ругнула она свое отражение. – А если он возьмет и не придет?
Распрощавшись с Катей, Саша пошел к своему подъезду, спинным мозгом ощущая на себе ее взгляд. Дыхание его сбилось, и, если бы он вздохнул в этот момент, Катя заметила бы это, поэтому он шел через двор, стараясь не дышать. Насчет походки не переживал, потому что знал, как его манера двигаться нравится женщинам: «Она смотрит на мою задницу, – думал Корольков. – Ну и хорошо, пусть смотрит, задница у меня что надо!»
В подъезде, выдохнув, наконец, он припустил через две ступеньки на третий этаж. У него тоже начались терзания по поводу предстоящего вечера, но они были несколько иного толка, нежели Катины.
По поводу личной гигиены он лишь вскользь подумал, что перед выходом примет душ и почистит зубы.
«А что еще мужику надо-то? – размышлял он, – Ногти у меня в порядке, слава богу, никакой дряни, вроде грибка, я в армии не подцепил… Голову я побрил только что, перед выходом на утреннюю пробежку и блистательную гимнастику на турнике во дворе. А вот что делать с бородой? Катя видела меня небритым. Побреюсь – скажет, вот придурок, готовился. Не побреюсь – исколю ее всю, бедную, у меня же щетина, как наждак номером двадцать! Опять же… Может, она ничего такого и не планирует? Ага, как не планирует! Смотрела меня, раскрыв рот… А бюст у нее – офигеть…»
Тут Корольков совершенно перестал себя контролировать и очнулся, когда услышал собственное прерывистое дыхание.
– Да что ж такое! – воскликнул он вслух, а про себя продолжил размышлять:
«Ладно, с бородой решу потом, есть проблема поважнее».
