пять процентов и семейную ценность, а именно, золотой письменный прибор с надписью «Река жизни – река горя и радости». (Прим. нем. Kummer, горе)
С болью в сердце говорю об особых условиях: если на момент оглашения воли моей одного из названных людей призовёт Господь, то часть наследства, предназначенная несчастному, отойдёт оставшимся в равных долях; если оба в бозе почили, всё отдаю в полное распоряжение братства для довершения храма Соломонова. Падения организации этой не допускаю.
Ищите и найдите покой. Подпись».
Наступила гробовая тишина. Даже патефон, скребнув по пластинке, затих. Лица, словно застывшие маски японского театра Но, выдавали эмоции каждого из присутствующих: у Элис Фишер маска хання – разгневанной женщины; у Майера маска цура – задумчивость и озабоченность; у Михаэля маска отобидэ – удовлетворённая справедливость; у Альфреда Лёффера маска отафуку – маска счастья, вызванного окончанием дела.
Это продолжалось короткое мгновение: все заулыбались, кто искренне, кто тайком скрещивая пальцы.
– А о какой сумме идёт речь? – Михаэль искал глазами ответ у остальных.
Элис подала голос:
– Спросим у мистера Майера, конечно.
Питер Майер неторопливо прикурил сигарету, затянулся, выпустил несколько колец сизого дыма.
– Считайте…
– Неужели… Миллион? – Альфред радовался как ребёнок, комиссионные получались очень даже…
– Почти… Согласно налоговой декларации за прошлый год, девятьсот двадцать тысяч долларов в акциях. В основном, автомобилестроительных компаний.
Элис Фишер едва заметно кивнула: озвученная цифра соответствовала собранным данным.
– Господа, налейте же по бокалу шампанского! А я… на минуточку. – сказала она, подхватила ридикюль и выскочила из комнаты в коридор.
Быстрым шагом спустилась вниз, к телефону возле служащего пансиона – то ли портье, то ли сторожа. Набрала номер, ей быстро ответили, она произнесла «десять», затем «да» и положила трубку. Уже не спеша достала из ридикюля помаду и не глядя подвела пухлые губы ярко алым цветом.
6
Михаэль облокотился на стол, сжимал ладонями разгорячённые щёки. Перед ним стояла золотая ладья фараонов, переделанная дедом в письменный прибор. Пера, правда, не было, но чернильница имелась: сундук на палубе у ног фигурки царя. Михаэль с трудом приподнял его крышку. Затхлый запах остатков чернил и пыль – вот и всё его содержимое. Но было ещё кое-что.
«– Где твоё золото, фараон?
– Меня ограбил твой дед!
– Ты простил его?
– Нет! Нет! Нет!
Вот тебе и дедушка Герши, набедокурил в молодости с… компаньонами».
Однако, материальное положение простого сельского учителя, преподающего десятку оболтусов немецкий язык, вплоть до сегодняшнего вечера оставалось крайне затруднительным и не позволяло полностью принять
