аккуратный животик: семнадцать недель, самочувствие отличное, выгляжу прекрасно, только анализы и результаты скрининга не понравились Альберту Ромовичу. Проводились дополнительные манипуляции, собирали консилиум – сегодня должны озвучить итог. Мне было страшно. Без Тимура всегда так, с самого начала. С первого взгляда разглядела в нем мощную стену, нерушимый монолит, горную вершину, высокую и могучую. Под его взглядом робели подчиненные, кокетливо охали женщины и уважительно кивали мужчины. А я могла забыться в его крепких руках, спрятать лицо на груди и ни о чем не думать, потому что есть он – мой муж.
– Геля! – услышала голос и обернулась.
Тимур широким шагом преодолел разделявшее нас расстояние, смотрел только на меня, не отпускал мой взгляд, притягивал, на себе замыкал. Я буквально физически ощущала, как читает меня: сомнения, страхи, боль. Это между нами появилось сразу: магия двух противоположностей, которые осмелились полюбить.
– Ты как? – бережно обнял и легко поцеловал в макушку. Сейчас я не носила каблуков, поэтому едва доставала ему до плеча, от этого ощущения защищенности становилась сильнее.
– Страшно, – честно призналась. Тимур стиснул мою руку, крепко, но не причиняя боли, и повел к лифту. Нас уже ждал врач.
– Все будет хорошо, Белоснежка, – шепнул, прежде чем распахнуть дверь в просторный и стильный кабинет.
Я не сразу назвала самоуверенному типу, караулившему меня два часа, свое имя: он окрестил меня Белоснежкой за невероятный контраст светлой кожи и ярких черных волос. Для уроженки солнечного Сочи – это редкость.
– Альберт Ромович, – Тимур пожал руку старому другу семьи. Месхи еще с моим свекром в одной песочнице играл, но выглядел хорошо: статный, высокий, с сединой на висках, но это только придавало благородства, как и умный проницательный взгляд.
– Здравствуй, дорогой, – обнялись по-свойски. – Ангелина Витальевна, – улыбнулся мне, но было в этом что-то настораживающее, сочувствующее.
Неужели что-то с моим сыном? Мне ничего не говорили, откупаясь дежурными фразами: пока сложно говорить наверняка, подождем результатов, нужно взвесить риски.
– Присаживайтесь, – указал на два кожаных кресла. – Чаю? – и на меня посмотрел. Ресницы нервно дрогнули. Тимур сжал мои холодные пальцы: чувствовал, что в смятении и могу начать громко нервничать. Я не хочу чай!
– Альберт Ромович, – умоляюще произнесла. Пусть начинает.
Он громко вздохнул и тяжело опустился в кресло.
– Тимур, Ангелина, результаты скрининга показали высокие риски развития у плода генетических аномалий.
– Это что, – сухо и жестко, – синдром Дауна?
Теперь моя очередь успокаивать и поглаживать его руку: слишком сильно грозная энергия бушевала на моей коже, вихрилась и танцевала. Я слишком остро чувствовала мужа. Ни одна я переживаю сегодня.
– Это точно? – спросила, прикусывая щеку, болью отрезвляя себя. – Вы же брали пункцию, неужели…
Альберт Ромович кивнул и придвинул ко мне папку с результатами, подписями, печатями. Я читала и плакала. Тихо и горько. Тимур сидел прямой и ровный, с жестко стиснутыми челюстями и пустым взглядом.
Мы ведь хотели ребенка. Пять лет женаты, любим друг друга, живем в достатке, собака есть, только малыша не хватало для полного счастья. Первая беременность была случайной, да и рано еще было. Вторая на энтузиазме в отпуске. Третья обдуманная и тщательно планируемая, и такое горе. Мне всего двадцать пять, а я малыша выносить не могу.
– Прерывание не будет опасно для Гели? – услышала сквозь вакуум отрицания деловитый голос мужа.
– Тим?! – воскликнула с неверием. О чем он?! Вот так просто! Даже не обсудив, не погоревав?! – Это ведь не сто процентов, – и ткнула пальцем в запись о вероятностях. Да, риски высокие, но надежда есть!
– Ангелина Витальевна, – Альберт Ромович снял очки и почесал переносицу, – вы правы: мы не можем дать заключение со стопроцентной уверенностью, но как показывает практика, негативные прогнозы такого характера, увы, оправдываются.
– Но…
– Вы еще молодые, – мягко прервал. – У вас будут дети.
– Геля, мы сделаем аборт и забудем об этом. Главное, чтобы безопасно для тебя.
– Но я не хочу! – воскликнула, порывисто вытирая слезы. – Не хочу, Тим!
– Дома поговорим, – бросил властно. Тимур не любил, когда его решения оспаривали. – Альберт Ромович, я должен быть уверен, что Геля не пострадает. Срок немаленький. Вытащите из нее… ЭТО максимально безопасно.
Я тяжело сглотнула, переваривая, что нашего нерожденного сына, живот, который он целовал каждую ночь, мечту о первенце окрестил холодно и равнодушно
