уже вщёлкнул второй магазин.
– Стой! – сходу выкрикнул он сорвавшимся голосом, с размаху кинулся на землю и отшиб Аникеева от пулемёта. – Стой! Зачем стреляешь?
– Духи на разведчиков пошли… Двое, могли увидеть, – ответил Аникеев, растерянно моргая. – Чего ты кидаешься, как бешеный!
– Соображать надо! – яростно просипел Гвоздик. – Головой! Просил же тебя не стрелять…
Уже через минуту на склоне закипело, как в чайнике. Пулемётная очередь, так опрометчиво посланная Аникеевым, помогла духам сообразить, где находятся ускользнувшие от них разведчики. Те, которые пробирались по склону, развернулись и стали быстро догонять группу Якимчука.
Теперь уже Гвоздик посылал очередь за очередью, стараясь остановить духов, отрезающих Якимчуку дорогу. Но те быстро и ловко пробирались между камнями, укрываясь от огня.
Слева раскатисто ударил ПК. Это Умаров с высоты 14.0 пытался задержать духов, пересекающих ручей. Где-то ниже зарокотал ещё один станковый, потом по склону беглым огнём ударила минометная батарея. Батальон, как только мог, выручал разведчиков, попавших в беду в сотне метров от своих позиций. Гвоздик теперь уже не видел, где пробирается группа Якимчука.
Припав к прицелу, он ловил духов, мелькающих в камнях у подножья горы, и бил по ним короткими расчётливыми очередями. Позже он не мог толком вспомнить почти ничего, кроме приклада, больно отдающего в плечо, и грохота чужих и своих выстрелов. Непонятно было, долго ли продолжается это, и сколько прошло времени. Совсем близко разорвалась граната, – духи, видимо, засекли их позицию.
Гвоздик на мгновение оглох и ослеп, а когда приподнялся, плохо соображая ещё, выплёвывая кровь и песок, то увидел, что Якимчук всё-таки ушёл от преследователей. Он тяжело перевалился через стенку хода сообщения шагах в двадцати от пулемётчиков. За ним перепрыгнули двое разведчиков. Прапорщик был растерзанный, без каски, в грязи и царапинах. Голову стягивала наспех сделанная повязка с алыми пятнами крови. На скуле темнел свежий кровоподтёк.
Глаза у прапорщика были серые и тяжёлые, как пыльные камни вокруг. Якимчук, не мигая, уставился на пулемётчиков и метр за метром стал приближаться к ним, как слепой перебирая по каменной стенке растопыренными пальцами.
– Ты… Из пулемёта… Стрелял? – сипло спросил Якимчук, упершись в лицо Гвоздику своими безжизненными серокаменными глазами.
– Ты очередь дал?
– Я дал, – отозвался Аникеев. – К вам два духа наперерез пошли, а я их срезал…
– Сре-езал, – плачущим голосом повторил Якимчук, дёрнул щекой и, качнувшись всем корпусом, вдруг без размаха, коротко ударил Аникеева кулаком в лицо. – Срезал, значит…
Охнув, Аникеев сильно стукнулся каской о камень. Лицо его побелело, рука нашарила ремень автомата и рванула его к себе.
Гвоздик, едва успев наступить ногой на автомат Аникеева, крикнул испуганно:
– Якимчук! С ума ты сошёл,
