ее лицо. Фред улыбнулся, но Моника с раздражением опустила створки окна.
Как только тетка поселилась у них, из ее дома привезли белоснежную пушистую кошку, которую та обожала больше всех живых существ на свете. Такая любовь вызывала у Патриции недоумение: в их особняке никогда не жили кошки, потому что Регина страдала аллергией на шерсть. А еще Патриция стала замечать белые ворсинки на любой своей одежде, и у нее тоже началась аллергия – но больше психологическая, которая проявлялась разве что в крайней степени раздражения к бесполезной любимице тетки. С самого детства она была безразлична ко всем питомцам. Хоть ей и доставляло удовольствие наблюдать за Сэмом, как он ловит в кустах всяческую живность или бегает с высунутым набок языком, его функции оставались вполне понятными: собака, тренированная для охоты. Он живет в вольере и не топчет грязными лапами в гостиной. Для чего существовала эта странная кошка, вызывало вопросы. Наверное, чтобы лежать на диване, причмокивая, вылизывать шерсть, шипеть и выгибать спину на собственное отражение в зеркале.
– Сэм, не валяйся, прекрати. Ты тяжелый, – хохотала Патриция, легонько отталкивая собаку.
Фред вмешался, снял лабрадора с дочери и помог ей подняться. Она отряхнула одежду; ее волосы растрепались и были полными песка и мусора. Игривый задор пса передался и ей, и Патриция никак не могла перестать громко смеяться. Ее щеки раскраснелись от возбуждения, а Сэм продолжал тыкаться в нее мокрым подвижным носом, выпрашивая еще немного внимания и ласки.
– Не дразни его и не раззадоривай. Это собака.
– Мы просто играли, пап. Он никогда меня не кусал.
– Нельзя знать, что на уме у животных.
«И что у тебя – тоже», – подумала Патриция.
Фред сделал Сэму несколько суровых замечаний. С понурым видом тот поплелся к загону.
– Мы же договорились, что ты слушаешься Монику.
– Я слушаюсь ее, папа.
Если Моника Хьюз и взялась за воспитание племянницы, результаты ее усилий все еще оставались незамеченными. Казалось, что она просто раздражена любой мелочью в девочке и с удовольствием готова ткнуть ее носом в недостатки. Прошло три месяца с тех пор, как умерла Регина, и Патриция впервые за всю жизнь ощущала себя лишним и ненужным существом в некогда мамином доме. Оказалось, что ее комната грязная и захламленная всякой девчачьей ерундой, от которой поскорее нужно избавиться. Одежду она носит неподобающую: тетя хотела бы видеть ее в женственных платьицах без намека на распущенность, но уж никак не в шортах, джинсах или коротких топиках. Как-то Моника возмущалась, что Патриция ходит по дому в облегающей майке, но даже не надевает бюстгальтер. «Нельзя так разгуливать перед отцом, – объяснила она свой гнев, – он мужчина». Разговаривает Патриция громко, как невоспитанная леди, неправильно ест, не уважает взрослых… И еще очень длинный список промахов, который пополнялся с каждым новым днем.
Сначала Патриция глумилась над правилами Моники, но вскоре
