обуви; но, когда он стал перечить монаршей воле[189], император Гаоцзу подверг его тяжкому наказанию. Вспоминая примеры прошлого, видишь: вы, отец, во всем достигли предела, будь то богатство, будь то почет и слава, милости трона или высокие должности в государстве… Теперь же неизбежно наступит закат счастливой вашей судьбы! Ибо недаром сказано: «В богатом доме стремятся еще больше приумножить богатство, но у дерева, что дважды в год плодоносит, корни неизбежно загнивают!»[190]
Душа моя охвачена страхом: неужели суждено мне жить, и жить еще долго, чтобы увидеть, как в мире снова наступит смута? О, как несчастна моя судьба, видно, за грехи мои в прошлой жизни суждено мне было родиться в сей горестный век упадка! Прошу вас, поскорей прикажите кому-нибудь из самураев вывести меня во двор и снять мне голову с плеч – это нетрудно исполнить! И вы все тоже слушайте меня хорошенько! – И, сказав это, князь Сигэмори заплакал так горько, что все приближенные, и знавшие, и не знавшие, о чем он скорбит, невольно прослезились с ним вместе.
Правитель-инок тоже, видимо, несколько поостыл, когда Сигэмори, его опора, обратился к нему с такими речами.
– Нет-нет, – сказал он, – я и в мыслях не держал напасть на дворец государя. Государь прислушался к клевете негодяев, вот я и думал, как бы это не привело к ошибке!
– Что бы ни случилось, особа государя священна! – сказал Сигэмори и, быстро поднявшись с места, подошел к воротам, ведущим во внутренний двор.
– Слышали, о чем сейчас говорил Сигэмори? – обратился он к самураям. – С самого утра я всячески пытался успокоить Правителя-инока, но он так разгневан, что не слушает уговоров, и потому я возвращаюсь в свою усадьбу. Вы же, если хотите, идите с ним на дворец государя, только убедитесь сперва, что скатилась с плеч моя голова! А сейчас следуйте за мной! – И, сказав так, он возвратился в свою усадьбу Комацу.
Призвав Морикуни, князь Сигэмори приказал:
– Государству грозит опасность. Объяви всем, кто предан мне, как себе самому, – пусть возьмут оружие и поспешат ко мне!
И Морикуни передал приказание.
«Не такой человек князь Сигэмори, чтобы ни с того ни с сего отдать такое распоряжение! Наверное, случилось что-нибудь из ряда вон выходящее!» – решили его вассалы в селениях Ёдо, Хацукаси, Удзи, Оканоя, Хино, Кандзюдзи, Дайго, Огурусу, Умэдзу, Кацура, Оохара, Сидзухара и Сэрю. И все примчались, торопясь обогнать друг друга. Многие так спешили, что, облачившись в панцирь, позабыли надеть на голову шлем, взяли колчан со стрелами, но забыли захватить лук, вдели в стремя одну ногу, другая же так и осталась на весу, или прискакали, вовсе оставив стремена.
Услышав, что в усадьбе Комацу творится что-то необычное, несколько тысяч самураев, собравшихся на Восьмой Западной дороге, заволновались, зашумели и, ни слова не сказав Правителю-иноку, один за другим поскакали в усадьбу Комацу. Вскоре в Рокухаре не осталось ни единого человека, хоть сколько-нибудь причастного к воинству.
