его фильтрует, вместо мата – она слышит хор цикад и кузнечиков tutti, раздающийся из высоких трав, по обе стороны дороги.)
Сын. Я посмотрел и понял, что человек – самое главное Чудовище на свете.
Отец. А то… я тебя чему всю жизнь учу?
Сын. Кого ты учишь? Что пьешь, ты этому учишь?
Отец. Притормози… и налей.
Сын достает из авоськи пакет из-под кефира, в котором спрятан шкалик. Наливает в пластиковый стакан.
Сын. Еще два дня такой жизни у тебя, а потом тебя Витя прокапает, кодировать пока тебя не будем, понял?
Отец. Да… ты че орешь на меня?
Сын. Да я не ору…
Какое-то время они идут молча. Отец сплевывает в кусты, закашливается.
Сын. Тебе бы вообще в больницу лечь… обследоваться… я хотел к тебе Арину привезти, внучку твою, а как я ее к тебе привезу…
Отец. Да я за Аринку тебя самого убью, понял? Я все для нее сделаю.
Сын. Ты бы мог уже дважды ремонт сделать в квартире. С нуля. Не для себя, для внучки. Почему не сделаешь?
Отец. Нет сил, понял? Вот что мне делать, скажи, сидеть смотреть телевизор? Он мне… (хор цикад и кузнечиков)
Сын. Ремонт делать.
Отец. Приезжай, будем делать вместе.
Сын. У меня работа… я хотел тебе на все лето Аринку привезти, так у тебя вся квартира в клопах. Ее тогда искусали всю.
Отец. Я клопов всех вывел. Нет у меня их. Они не кусаются.
Сын. Тебя не кусают, потому что ты весь проспиртован.
Отец. (Долгий хор цикад, кузнечиков и клопов, не умеющих петь, но играющих на тарелках, блямс, блямс, такие громкие клопы.)
Отец и сын снова остановились. Снова повторение ритуала разлива. Отец снова закашливается, сын предлагает ему закусить кальмаровым салатом (в контейнере), отец отказывается, ссылаясь на то, что всю жизнь пил и будет пить (сказано вопросительно для самого себя) не закусывая. Потом долго смеется.
Сын. Че ты ржешь, вот скажи, че ты ржешь?
Она смотрит на их штаны: у отца классическое синее трико с белыми полосками по бокам, у сына – абибасовские спортивки. Она – почти невидимая – слушает, как разговаривают между собой трико и абибас.
Она тоже хочет, чтобы ей было весело, ей кажется, она это заслужила. Пытаясь развеселиться и сменить оптику, она загоняет себя еще дальше в тупик отчаяния. Если бы было можно, она бы сейчас выпила, прямо из горлышка.
Отец. Ты знаешь, кто самое жестокое животное?
Сын. Ну…
Отец. Бегемот… если бы мы встали у него на пути, он бы тебя сожрал.
Сын. И тебя… проспиртованного.
Отец (смеется). И женщину, идущую за нами… она все еще идет?
Сын. Ну идет, и че. Она к станции идет, как и мы.
Отец спотыкается на камне, сын успевает его подхватить.
Сын. Бать. Ебать-копать… все, харэ на сегодня, нам надо еще до Звенигорода
