style="font-size:15px;"> Я её понимаю в чём-то, но не могу этого принять, потому что взрослые всегда предают. Стоит только чуть-чуть довериться, и меня немедленно предадут, я в этом совершенно уверена. Поэтому, наверное, и не принимаю никого – просто боюсь расслабиться. Я не люблю боли, как и любой ребёнок, а больнее всего не ремнём или кулаком, а когда предают, я точно знаю. Поэтому лучше всего просто не доверять.
– Мы сейчас поедем не прямо в детский дом, – говорит мне эта не представившаяся. – Детей вывезли в лагерь на отдых, вот туда и отправимся.
– Хорошо, – киваю я.
Что такое «лагерь» я не знаю, так что не задумываюсь. Оказывается, в этот самый «лагерь» нужно ехать две ночи, и я думаю запасти хлеб. Ночью-то я умирать перестала, из всех проблем у меня только коляска и гипс на руке. Ну и дышать надо правильно, не нервничать – всё, как всегда. Именно поэтому я спокойна, даже не задумываясь о том, что меня там ждёт.
Получив мой ответ, женщина наконец представляется. Оказывается, зовут ее Марьей Ивановной, и она непонятно кто в этом самом детском доме. В общем-то, мне всё равно и как зовут её, и кто она, и зачем я им нужна. Меня вывозят из больницы, пересаживая в санитарный автомобиль непривычного вида – с бульдожьим таким передком, после чего Марьиванна садится рядом со мной, время от времени зачем-то поглаживая по руке. Ну, по той, на которой нет гипса.
Машина едет, я смотрю в окно, понимая, что, судя по всему, впереди железнодорожный вокзал, а это значит – заставят ползти. В вагон, по-моему, коляска не пролезает, поэтому точно заставят, а злые равнодушные взрослые будут стоять и смотреть, потому что они иначе просто не могут. Так обидно, на самом деле, но ничего не поделаешь – я с этим точно ничего не могу сделать.
Вот машина останавливается. Я сижу не двигаясь, видя при этом, что Марьиванна вынимает мою коляску из багажника, но не раскрывает её. Значит, сейчас прикажут ползти, может быть, даже ударят пару раз, чтобы шустрее была. Где-то я о таком читала. Но происходит совсем другое. Водитель вылезает со своего места, а затем вытягивает меня, при этом я вся сжимаюсь в ожидании пинка. Только пинать он меня не спешит, а берёт на руки и куда-то несёт.
Можно сказать, я сильно удивлена, потому что меня несут на руках прямо к поезду. По переходам, спускаясь и поднимаясь, пока мы не оказываемся у какого-то входа. При этом окружающие совсем не хотят заставить меня ползти, напротив, спрашивают, не нужна ли помощь. Сколько ни пытаюсь, издёвки услышать не могу, отчего даже голова болеть начинает.
Я оказываюсь на нижней полке. В вагоне нет дверей, значит, это «плацкарт», то есть все в одном месте. Ну как люди отнесутся к такой, как я, мне объяснять не надо. Значит, будут мучить издевательством и злыми словами. К этому надо быть готовой и стараться не расплакаться, потому что в поезде даже врачей нет. Я закрываю глаза, чтобы не видеть брезгливости и липкой жалости. Теперь эта пытка у меня на много-много часов. Как же
