ри мужчины. Первый был одет в доспехи с чёрным львом на груди, и она сразу поняла, кто это. Сложно было не узнать королевского служащего, открывшего охоту на женщин. Половину населения страны повесили или сожгли по его приказу. Грэтта подавила желание окинуть взглядом дома с заколоченными окнами, потерявших своих хозяек. Многие семьи оставили своё жильё и подались в новые земли, стараясь уехать подальше.
За ним стояли стражники в доспехах, сотканных из металлических пластин. Их мечи покоились в руках облачённых в массивные рукавицы.
– Чем могу помочь? – спросила женщина, вцепившись в дверную ручку.
Инквизитор заглянул за её спину, рассмотрел молодую девушку, вытирающую руки о край скатерти, на которой лежали доски с пышными кругляшками теста.
– Грэтта Ингрисъерри? – спросил бородач. – Мне нужен ваш муж, Олаф.
– Он в поле с сыновьями.
Инквизитор нахмурился, сжав эфес меча. Кожаные ножны скрипнули.
– Отряд остановился за деревней. Как вернётся, пусть найдёт меня.
Когда дверь закрылась, Грэтта сползла на пол.
– Мама! – Мэри бросилась к ней.
Присев рядом, она подоткнула край подола за пояс, чтобы юбка не мешала. Мать была бледной и с трудом дышала. Распустив верх корсета, Мэри помогла устроиться ей удобнее.
– Я принесу тебе воды, – она вскочила на ноги и бросилась к ведру, что стояло у другого стола. Зацепив макушкой сухие листья малины и смородины, что собрала мать и подвесила над печью сушиться, Мэри буркнула себе под нос.
Грэтта сделала глоток и вернула дочери кружку. Её лоб покрылся испариной, пару прядей, выбившихся из чепчика, прилипли к виску. Мэри ласково поправила причёску матери.
– Ох, не к добру это. Говорила я отцу твоему – уезжать надо! Старый дурак!
Мэри подала руку матери.
– Не надо так волноваться! – она попыталась успокоить мать, но та продолжала причитать.
– Как не надо-то? Как не надо? Подати уже собирали в этом месяце. Зачем ему Олаф? Не спроста они на нашу деревню нацелились. Видно земля королю нужна, вот и вырезают нас, как овец.
– Да ведьм они ищут. Везде сейчас неразбериха. Может, им Гунланд и Исорф нужны? Им по шестнадцать уже!
Матушка схватила Мэри за руку.
– Ох, точно! Точно! На службу их заберёт! Увезёт моих мальчиков, – женщина спрятала лицо и заплакала.
Олаф, старый фермер, не успев зайти за порог дома, тут же отправился к инквизитору. Чтобы унять тревогу от ожидания новостей, братья Мэри накололи дров и покормили скотину. Ходить по почти пустой деревне было страшно даже крепким юношам. Мэри же сидела у окна и выкладывала в корзину ржаные булочки. Она слышала разговоры братьев и видела тревогу, которую они пытались скрыть от матери.
Она увидела отца. Он остановился у забора, перекинулся парой слов с сыновьями. По тому, как все трое опустили плечи и понуро поплелись за мужчиной, Мэри поняла, что её догадка была верна. Она повернула голову, наблюдая, как мать, ещё не знающая, что её сыновей заберут, могла провести пару минут в неведение и надежде, что дочь ошиблась.
Олаф молчал, пока не доел свою похлёбку. Гунланд и Исорф тоже. Мать не решалась ничего у них спрашивать, зная, какие они голодные. Дождавшись более удобного момента, она начала издалека.
– Пшеницу собирать уже нужно. Ночи холодные пошли…
Мэри собрала пустые миски, но осталась сидеть за столом. Отец посмотрел на неё, слегка улыбнулся, вздохнул. Старая закопченная свеча уже догорала. Запах поджаренного сала витал в воздухе.
– Король объявил войну Синдервольфу. – Олаф расстегнул жилет на животе. – На наши родные земли пойдёт, Грэтта.
Она прижала ладони к груди.
– И мальчики пойдут. Воевать будут против своих же…
– Говорила я тебе! Нужно было уезжать вместе с Броккенами.
– И бросить поля, скот, дом? Броккены нищенствовали, а у нас коров пять голов. Куда их? А? На убой? Всё наше богатство на этой земле оставить?
Мэри тихонько встала и пошла мыть миски. Ей нечего было сказать, да и вмешиваться в разговоры старших не хотелось. Братья тоже ушли, поднялись к себе в комнату.
Мэри проснулась от скрипа половиц. Услышав за дверью шёпот, она привстала. Страх и желание узнать, что же происходит за стенами, боролись в ней, и тяга к тайнам взяла верх. Девушка подкралась к двери и приложила ухо к поверхности.
– И нож с кухни возьми, – голос Гунланда был тихим и равнодушным.
Шаги стали удаляться. Почувствовав, что ночь вот-вот потеряет своё
