побитых еле разместили. Говорят, убили кого-то даже. Вот меня и спровадили.
Синью, осинами или уфсиновцами у нас называли сотрудников ФСИН, федеральной службы исполнения наказаний. Я покачал головой. Потом спросил:
– Есть еще какие пожелания? – не хотел, но на всякий случай заметил: – Несмотря на временное размещение в карцере, свидания и передачи вы можете получать в обычном режиме. Если опасаетесь, что кто-то из недоброжелателей подкинет вам двадцать кило муки, чтоб исчерпать месячный лимит…
– Да нет у меня никого, – раздражаясь, ответил Шалый. – Вернее, есть, но далеко лезть. Ни свиданок, ни передач не предвидится. Родитель не приедет, а брат сам сидит. За хлопоты спасибо. Сигарет бы еще, найдется?
С собой были, но делиться не хотелось, сослался на то, что не положено в карцере.
– Теперь давайте разберем ваше дело. О чем Кожинский допрашивал?
– Это важняк? В последний раз или вообще? Да обо всем. Последний раз вот пристал с бли… бил… черт!
– Биллингом, может? – подсказал я. Шалый кивнул.
– Напридумывали слов, поди разбери. Что это хоть значит?
– Определение местоположения сотового телефона посредством триангуляции с помощью ближайших вышек связи. Чистая геометрия, на основании получаемых или передаваемых данных с телефона на вышки можно с точностью в несколько десятков метров выяснить, где находится активный телефон, даже если навигатор в нем отключен. У вас он есть?
– Я интернетом не пользуюсь, – хмуро ответил Шалый. – Теперь хоть разобрался, а то важняк спрашивал, а я ни в зуб ногой. Он еще говорил, что мой телефон и той девчонки, ну которую я…, работали в одном месте и в одно время. Хотя я ее даже не видел.
Врал, к бабке не ходи. По лицу видно.
– Еще что? – сухо спросил я.
– Говорил про куклу, которую у меня еще когда нашли. Так я ж знал? Ну и вторая экспертиза была, следы девчонки нашли на моей сумке, и что?
– Про куклу давайте подробнее.
– Нашел я ее! – будто каркнул Шалый. – Увидел под скамейкой, понравилась. Подумал, взять, не взять, ну и взял. Прям преступление.
Он настолько старательно запирался, что мне пришлось потребовать от него всех деталей того дня, о котором его спрашивал Кожинский. Шалый махнул рукой, но тут же скривился от боли. Я поймал себя на мысли, что избегаю смотреть на его изуродованное лицо.
– И ты туда же! Что, вообще не веришь? Ни капельки? Вот прежний законник хороший человек, помог. А ты как все, тоже норовишь утопить. Важняк прямо сказал, защищать тебя не будут, готовься к худшему. А куда уж хуже-то? И так и эдак клин. Что, руки на себя наложить?
Только тут я спохватился: Шалый уже второй раз назвал меня на «ты», а я никак не отреагировал. Не сделал замечания сразу. Вот черт, теперь не отвадишь. Называть его в ответ на «ты» самое скверное, он может почувствовать ложную симпатию.
