ертания предметов в ней. Волна паники захлестнула меня, сердце колотилось, отдаваясь стуком в ушах. Подсознание работает быстрее мозга, мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что меня так напугало. Я был в своем номере на турбазе, но я был здесь один. Все коллеги уехали домой на “мертвый сезон”, как мы здесь называем остаток января после новогодних праздников и февраль. Обычно мы все уезжали, просто закрыв базу, но после прошлой зимы, когда заплесневели стены во всем пищевом блоке и пришлось делать срочный, дорогостоящий ремонт. Да ещё переносить смены и возвращать брони клиентам, начальство решило оставлять кого-то здесь. Посчитав, что выгоднее платить зарплату смотрителю. Решили, что будет очередность, но я сам вызвался на весь период. Мне нечего делать в городе, кроме как ждать, когда начнется сезон и можно будет вернуться. И так за зиму получится накопить денег на апгрейд снаряжения, а не проесть, как обычно, все что удалось собрать за лето. И вот я сижу, глухой январской ночью на кровати, высоко в горах, один в радиусе сорока километров. И в мою дверь кто-то постучал. Или, может, почудилось? Боясь даже громко дышать я продолжал прислушиваться, молясь, чтобы это оказалось просто страшным сном.
Стук повторился. Дыхание на миг перехватило, а сердце упало куда-то вниз. Но стучали не в мою дверь, а где-то дальше по коридору. В полнейшей тишине этот звук разносился как гром. Стараясь двигаться бесшумно я поднялся с кровати, прокрался к двери и приложил к ней ухо. В коридоре стояла полнейшая тишина. Я пробовал посмотреть и в замочную скважину, но бесполезно, в коридоре нет окон, свет туда не проникал и ничего не было видно. Если бы приехал кто-то из своих, знающих расположение помещений, то не стал бы стучать в двери пустых номеров. Да и не разбудив меня, к базе не подъехать, моё окно смотрит на площадку у входа и сплю я чутко, не раз просыпался за последние дни от далекого шума падающих в ущелье камней. Нет, это не свои. Кто-то чужой пробрался в здание. Пробрался скрытно, тихо. А стучит потому, что ищет меня, прекрасно же видно, что тут кто-то живет, снег с крыльца сгребает. Нужна ли мне такая встреча? Ружье лежит у меня под кроватью, но оно не заряжено, патроны в нижнем ящике комода. Я его прячу, потому, что на него нет разрешения. Оставил директор, принадлежало когда-то его отцу. Как водится у сельчан, никто его не сдал после смерти владельца, и не стал переоформлять. Патруля никакого здесь в горах нет, а если и забредет когда егерь заповедника, то они все свои, все его односельчане. “Но ты все равно спрячь и не размахивай без крайней нужды”, сказал он мне на прощание, вручая это ружье и коробку патронов. Патроны я спрятал подальше, думая, что от всего этого больше вреда, чем пользы. Понадобится оно вряд ли, а вот проблем можно огрести. Объясняй потом все этим односельчанам. Но все же, из осторожности, я спрятал все это под рукой у себя в комнате. Я тихо вытащил ружье и замешкался. Нижний ящик комода выдвигался шумно, а мне не хотелось обнаруживать себя, пока в руках не было заряженного оружия. Мало ли кто там, за дверью. Снова приложив ухо к двери, я продолжал прислушиваться. За дверью стояла гробовая тишина. Если бы кто-то продолжал ходить по коридору, он не смог бы остаться незамеченным. Видимо ушел или ушли в другое крыло. Решившись, я отодвинул ящик, быстро выкинул на пол сложенные полотенца и простыни и вытащил спрятанную под ними коробку. Поставил на комод, открыл, переломил ружье и зарядил оба ствола. Вот так гораздо спокойней. Я не буду выходить из номера до утра и, если к тому времени ночные гости не уйдут, выясню, кто такие и что им нужно. А до тех пор, если кто-то захочет вломиться сюда, получит хороший отпор.
Остаток ночи я просидел укутавшись одеялом, прислушиваясь и размышляя о произошедшем. Одеяло помогало, но все равно было холодно. Котел давно потух и помещения уже здорово остыли. Котел здесь дровяной и я хорошо протапливаю помещения только на ночь. Днем подкидываю минимум дров, чтобы вода в трубах не остыла совсем и не замерзла. Сам же греюсь в котельной и в зале кафе, разжигаю там камин, мне хватает. Вечером набрасываю дров и хорошо прогреваю батареи, а перед тем, как лечь спать, добавляю топлива. Горит оно примерно час, если некому его подбрасывать, но этого тепла мне хватает, чтобы спокойно спать под теплым одеялом.
До утра не было ни одного постороннего звука во всем корпусе. Нигде, в видимых окнах и на территории не мелькнул свет фонарика. Как будто я был здесь один. И, если бы я не слышал так четко и явно второй стук, когда проснулся, я бы списал все на плохой сон. Утро же озадачило меня еще больше. Выйдя из номера и пройдя по коридору в вестибюль, я обнаружил входную дверь запертой. У порога лежал войлочный коврик и дощатый пол, покрашенный коричневой масляной краски, блестел чистотой. Как будто тут никого кроме меня самого и не было со вчерашнего дня. Я подошел к двери, отпер ее ключом и отодвинул железный засов. Выглянул наружу, с вечера, часов до десяти было пасмурно и шел снег. Ступени, выходившие из-под козырька крыльца, дорожка и вся площадка сияли белизной свежего снега. И на нем ни единого следа.
Я обошел все здание, заглянул во все служебные помещения. Поднялся на крышу и сверху осмотрел всю территорию. Следов на снегу не было нигде, ни с какой стороны. Потом, для успокоения, взял под стойкой связку ключей и отпер каждый номер.
