игов. Почему я говорю о настоящей истории? Потому что моя реконструкция этой истории основана главным образом на объективных, археологических источниках и на особой методике их расшифровке.
Моя книга представляет собой своего рода вызов большому сообществу историков и археологов, как в нашей стране, так и за рубежом, которые занимались историей викингов.
Какова задача историка? В общем смысле, историк должен добыть значимую информацию о возникновении и развитии того общества, в котором живет. В зависимости от масштаба исследования, это может быть человечество в целом, цивилизация, национальное государство, нация, народ, местная община. Добытая историком информация имеет значение постольку, поскольку она позволяет понять, прогнозировать и направлять дальнейшее развитие этого общества. Хотя история увлеченно копается в прошлом, тем не менее, ее выводы служат будущему. Для многих исследований требуются особые познания и приемы, историки могут и должны углубляться в детали, но при этом не терять из виду общий результат всего исследования. Все детали и нюансы должны сложиться, в конечном счете, в итоговый вывод, имеющий общественную значимость.
Так вот, нынешняя историческая наука, как в России, так и за рубежом, давно утратила понимание, зачем вообще нужны историки народу. Общественно значимого результата в их работах почти нет, и потому историки и археологи мало кому интересны, и в силу этого они замкнулись сами в себе.
Разрыв с общественной функцией истории и замыкание в своем узком кругу вполне закономерно порождает умственный застой. По-моему, многие его ощущали, но мало кто брался его осмыслить и описать. Я же попробую. Умственный застой возникает оттого, что личное любопытство удовлетворено, а причины для новых интеллектуальных шагов отсутствуют. Прилежный историк лет за 20–25 вполне в состоянии прочитать всю или почти всю литературу по своему профессиональному вопросу. Вот историк дошел до этого уровня, защитил диссертацию, занял какой-нибудь пост в университете или в научном институте. Любопытства уже нет, его самого считают экспертом в своей области, на него смотрят снизу вверх студенты и аспиранты. Если самого историка не распирает от желания найти что-нибудь новое и неизвестное, и нет принуждающего запроса от общества решить ту или иную задачу с исторической составляющей, то вот и возникают все условия для умственного застоя.
Умственный застой может выражаться в разных формах. Однако, по моим наблюдениям, наиболее распространенная форма его состоит в некритическом следовании концепциям, теориям и представлениям, перенятым таким историком от своих преподавателей или почерпнутым в литературе. Эти теории и концепции принимаются на веру, без попыток осмысления, проверки и критики. Большая беда современной науки, исторической в частности, состоит в том, что она фактически отвергла критику, то есть проверку правильности умозаключений, и своих собственных, и взятых из каких-либо публикаций. Без критики наука утрачивает способность отличить правильное умозаключение от неправильного и потому перестает быть наукой, обращаясь в самый замшелый догматизм.
Наконец, в историческом исследовании важное место занимает постановка вопросов. Это самые разнообразные вопросы, касающиеся исторических событий. Как это произошло? Почему это произошло? Почему это произошло именно таким образом, а не другим? Любое историческое событие имеет свои веские причины. Постановка таких вопросов заставляет доискиваться подоплеки событий, в том числе скрытой, то есть не отраженной в известных письменных источниках. Но современная историческая наука таких вопросов практически не ставит. Не ставит, и не решает, не вырабатывая проникновению в сплетение причинно-следственных связей. Раз нет новых методов, то и наука неизбежно деградирует до уровня «прочитал – переписал – пересказал».
Зачем мне эти заявления? Затем, что они мне в значительной степени освобождают руки и дают свободу в исследовании. В нынешней исторической науке не принято и очень не приветствуется высказывание собственных мыслей, если только какие-нибудь коллеги, предельно осторожно и иносказательно, их не высказали ранее. Можно было бы, конечно, найти в необозримой историографии необходимые цитаты и ссылки, однако это я считаю ненужной и бесполезной тратой сил и времени. Я вовсе не считаю, что должен получать на свой труд чье-то предварительное одобрение и согласие.
Но перейдем ближе к делу. Первоначально я собирался написать своего рода продолжение к своему историографическому исследованию спора о варягах: «Три века спора о варягах». Это была единая рукопись, которая по желанию издательства «Вече» была разбита на два тома[1]. Меня очень заинтересовал вопрос, как все было на самом деле. Исследование историографии я понимал как первую часть работы, которая без второй части – воссоздания настоящей истории варягов – была бы явно неполной. Историография спора о варягах касалась главным образом деятельности скандинавов на территории будущей Руси, и я намеревался ограничиться лишь этой темой. Однако, довольно быстро стало ясно, что деятельность скандинавов на территории будущей Руси и на пространствах
Верхотуров Д.Н. Три века спора о варягах. Летопись и варяги. М., «Вече», 2020; Верхотуров Д.Н. Свидетельства мертвых варягов. История трех веков спора о варягах. М., «Вече», 2021
