о котором я совсем недавно молил богов, начался бы сейчас, вся местность превратилась бы в море грязи, а просохнув, эта грязь сковала бы Рим, словно раковина из затвердевшего пепла.
Да, небо было ясным, но все происходило в сезон проливных дождей, так что работу по очистке Рима можно было сравнить со ска́чками наперегонки с природой.
– Надеюсь, Юпитер пока не настроен метать в нас свои молнии, – произнес, словно прочитав мои мысли, Эпафродит.
– Если надумает, люди сочтут, что он решил нас наказать, – отозвался Тигеллин. – Так что лучше бы ему держать себя в руках.
– Разве и так не понятно, что он нас наказывает? – вполне серьезно спросил Фений.
Эпафродит пнул ногой кучу пепла.
– А разве кто-то способен понять, что на уме у богов? – хмыкнул он.
Но у меня не было желания обращать все в шутку.
– Фений, как тебя понимать? – спросил я.
Фений остановился и посмотрел мне в глаза.
– Бедствия такого масштаба не происходят просто так, – изрек он. – Наверняка на то была воля богов.
– Это роковая случайность, – возразил я. – Если только не дело рук какого-нибудь поджигателя, да и то непонятно, с какой целью он это сделал.
– Не важно, как начался пожар, – не сдавался Фений. – Боги могли остановить его в любой момент, но позволили ему длиться и длиться. Это их послание нам.
– Мы не можем читать мысли богов и понимать, что ими движет, – сказал я. – Единственное, что нам остается, – действовать так, будто их не существует, и решать возникающие перед нами задачи: бороться с огнем, даже если он послан богами, и восстанавливать город вне зависимости от того, благословляют они это или нет.
– Не пойму, цезарь, ты атеист? – Фений воззрился на меня в упор. – Рассуждаешь точно как атеист.
– В практическом смысле – да. Если нам не дано читать их мысли, лучше принять случившееся и действовать в темноте, в отличие от невежественных людей, которые возомнили, будто могут понимать мысли богов, да еще пытаются их толковать.
Фений сверкнул глазами. Воспринял мои слова на свой счет? Развернувшись, он побрел дальше по грудам пепла.
Но он зря обвинил меня в атеизме. Я верил в богов, только никогда не стал бы утверждать, будто знаю, что они задумали и чего хотят. А еще я верил, что боги будут довольны, если я всегда буду действовать по совести и в полную силу. Да, все просто: именно этого они ждут от нас, смертных.
Позднее я вернулся в свою резиденцию в садах Ватикана, которая, если не считать пепла и сажи, никак не пострадала от пожара.
На землях вокруг ипподрома Калигулы с привезенным из Египта обелиском рабочие подготавливали ряды домов-убежищ.
На этом ипподроме я научился править колесницами и готовился принять участие в гонках, но сейчас все изменилось. Теперь восстановление после пожара было моей главной целью. Здесь можно было разместить
