после долгой разлуки, не нашла ничего лучше, чем обратиться ко мне, используя мой официальный титул?
– А как же еще мне тебя называть? Ты – Цезарь Август, и это правда.
– Да, но не для тебя!
Я жестом дал понять, что нам лучше отойти в сторонку от посторонних глаз и ушей. Акте пришлось подчиниться: я – император, тут она права.
Мы отошли немного подальше от пункта помощи, туда, где нас не могли услышать сопровождавшие меня стражники.
Теперь мы хоть и стояли среди снующих туда-сюда людей, но оказались один на один, а я не знал, что говорить. Просто не мог найти нужные слова. А она стояла и ждала. Акте излучала спокойствие, одно ее присутствие всегда меня умиротворяло. Вот и сейчас она, не повышая голоса, спокойно произнесла:
– Если пожелаешь, могу тебе помочь. Ты хочешь знать, почему я здесь? Я здесь, чтобы помочь. Все жители соседних с Римом областей делают все, что в их силах. Одни делятся зерном, другие прибыли сюда, чтобы лично участвовать в помощи пострадавшим. И я все еще живу в Веллетри. Это совсем недалеко от Рима.
– Я знаю, где это.
Двадцать две с половиной мили по прямой. Мысленно я не раз преодолевал это расстояние, но никогда – в реальности.
– Глядя на тебя, сразу понятно, что жизнь в Веллетри очень даже неплоха.
Акте улыбнулась:
– Так и есть.
Да, она была красива и ничуть не изменилась за пять лет нашей разлуки.
Но я понимал, что Акте вряд ли готова сказать нечто подобное обо мне. Я был уже не тем Нероном, с которым она рассталась. Перемены в моей жизни, безусловно, отразились и на моей внешности.
Но Акте не стала развивать эту тему.
– А ты как? – спросила она.
Понятно, что она была в курсе всей моей публичной жизни, а о личной я не стал бы с ней говорить.
Поэтому я просто ответил:
– Хорошо.
Ситуация была неловкая: мы стояли на поле, вокруг нас бродили толпы несчастных людей, а мы не знали, что еще сказать. Вернее, у меня была тысяча историй, но ни одной из них я не стал бы делиться с Акте.
Я любил мою жену Поппею страстно и преданно, как истово верующий. Но Акте знала меня еще в те времена, когда я был совсем юным и даже невинным, а Нерон, который сейчас стоял перед ней, больше не был тем безгрешным юношей.
Какие-то частички того Нерона жили в моей музыке, в моей поэзии, в моем искусстве. Эта сторона меня боролась, чтобы выжить и остаться незапятнанной, несмотря на давление и грязь, которые являются неотъемлемой частью жизни императора.
Для Акте я всегда буду тем юношей, и, потеряв ее, я потерял единственного человека, который видел меня таким и только таким – чистым и бескомпромиссным.
Нынешний же, зрелый и способный на компромиссные решения, Нерон посмотрел на нее и сказал:
– Рад был тебя повидать. Рад, что у тебя все хорошо… И спасибо, что помогаешь нам в час нужды.
После этого я ее отпустил, понимая, что нас переполняют
