к нему землями… Должен ли он быть таким обширным?
Мой ответ – да!
Все должно быть отстроено так, как я задумал. Я дал слово богам, дал слово своему народу. И я не изменю себе.
– Есть какой-нибудь способ собрать больше денег? – спросил я, положив свиток на стол.
– Читаешь мои мысли, цезарь. Ты ведь знаешь – среди вольноотпущенников очень много состоятельных людей.
– Да, и ты один из них.
– И мы жаждем стать полноправными римскими гражданами, но эта привилегия доступна только нашим детям. Что, если ты издашь указ, согласно которому любой вольноотпущенник с состоянием более двух сотен тысяч сестерциев, пожертвовавший одну сотню на строительство дома в Риме, сможет стать его гражданином? Осмелюсь предположить, найдется немало желающих пожертвовать деньги на строительство.
– У тебя уже есть вилла в городе, – напомнил я. – Так что ты выпадаешь из этого списка.
– Я лишь один из многих в этой прослойке общества, но состоятельные люди без достойного положения – это проблема.
– Что ж, вольноотпущенник без положения в обществе – это справедливо, да вот только половину работы в правительстве исполняют именно вольноотпущенники, – сказал я и похвалил Фаона: – Отличный план.
Но когда он ушел, я снова расправил перед собой свиток и не отрываясь смотрел на него так, будто это могло изменить цифры в смете.
XV
Работы шли быстрыми темпами, а я всеми силами старался увеличить поступления в казну для их покрытия. Однако эта задача казалась не такой обременительной, стоило мне вспомнить одобрение людей, которое я почувствовал на Форуме во время церемоний примирения. Больше всего на свете я ценил свою связь с простыми римлянами, тем более что моя связь с Сенатом в последнее время заметно ослабла.
Но мой мир дал трещину, когда однажды утром в мой рабочий кабинет заявился Тигеллин. Дюжий преторианец с виду был как будто доволен собой и одновременно насторожен, – мне эта комбинация не понравилась.
Наклонившись ко мне, он шепнул:
– Цезарь, распусти всех, чтобы мы могли поговорить наедине.
Я указал писцам и слугам на дверь и взглянул на Тигеллина:
– Слушаю тебя.
– Обряды не подействовали. Люди продолжают переговариваться о пожаре, и теперь они открыто называют твое имя. Мои агенты слышали подобные разговоры в нескольких местах. О каком-то единичном случае я даже не подумал бы тебе докладывать.
Меня охватили злость, тоска и паника – все разом.
– Что они говорят? Я слушаю, не бойся повторить слово в слово.
– Они цитируют то, что называют пророчеством сивиллы, и заявляют, что это пророчество имеет отношение к Великому пожару.
Итак: «Последним из рода Энеева будет править матереубийца».
А после этого: «Римлян погубят гражданские распри»[54].
Тигеллин скрестил на груди мускулистые
Касий Дион Коккеиан. Римская история, книга LXII. Перевод с древнегреческого под редакцией А. В. Махлаюка.
