масла и иду поговорить с нашим пациентом. В дверь я не стучусь и о своем приходе не объявляю; когда я толкаю дверь, она открывается с негромким скрипом. Встревоженный Сэм резко садится в постели. Рот у него открыт, волосы встрепаны, он сам выглядит как утопленник и вцепился в одеяло с такой силой, что костяшки пальцев побелели. По Сэму видно, что падение в реку не прошло для него бесследно – руки и лицо в царапинах, на правом плече синяки.
– Мистрис Баллард. – Он приветствует меня вежливым кивком.
– Рада, что ты жив, – весело говорю я.
Сэм откидывается к изголовью и натягивает одеяло повыше на голую грудь, как будто смущается. Как будто половина обитателей этого дома не успела увидеть его в чем мать родила. Ему не мешало бы побриться, постричься и ночь поспать, но в целом он в приличной форме. Сэм высокого роста, спина у него крепкая, хотя такие рыжие волосы лучше смотрелись бы у женщины, обычно он выглядит скорее румяным, чем обгоревшим на солнце.
– Ну, в какой-то момент я испугался, что мне конец, – говорит Сэм.
– Риск такой был. Во всяком случае, так мне говорили.
Я ставлю поднос на край стола и отхожу в сторону.
– Есть хочешь?
– Очень. Спасибо.
Сэм наклоняется за подносом и переставляет его себе на колени. Наверное, он заметил одну из моих дочерей сквозь открытую дверь, потому что сердито уставился на что-то у меня за плечом.
– Можно мне мою одежду? Я хочу домой.
Я еще ни разу не видела взрослого мужчину, который, если ему не позволяют что-то сделать, не начинает вести себя как ребенок. Сэм так хмурит брови, что похож на недовольного малыша, и я с трудом сдерживаю смех.
– Разумеется. Думаю, она уже высохла, – говорю я ему.
Сэм опускает ложку в похлебку, но останавливается, не донеся ее до рта, когда я говорю:
– Но перед уходом ты мог бы мне кое в чем помочь. Если ты не против, конечно.
– В чем это?
Я закрываю дверь, пересекаю комнату и сажусь на деревянный сундук под окном. Сложив руки на коленях, я успокаивающе улыбаюсь ему.
– Я хотела бы точно знать, что именно ты видел утром подо льдом.
Он резко откидывается назад, и похлебка выплескивается из ложки обратно. В глазах у него что-то мелькает – то ли ужас, то ли страх, а может, отвращение, – но потом он опускает голову и смотрит в миску, скрывая свои чувства.
– Зачем вам знать такие вещи?
– Я только что пришла из таверны.
Он резко поднимает голову и смотрит на меня. Я добавляю:
– Меня позвали осмотреть тело. Мне было бы полезно знать, что именно подо льдом видел ты.
– Мертвеца. Но это вы уже знаете.
– Да. Но ты понял, кто это?
Сэм не торопится отвечать; он сжимает зубы, видно, как он весь напрягся.
– Не сразу. Было темно. Солнце еще не взошло.
– Но
