Ритуальное убийство, нападение неизвестного зверя, загадочное исчезновение ребенка. Все «мистическое», «странное», «не поддающееся объяснению» вверялось не менее странным и мистическим сотрудникам Центра.
Официальный статус Центрам дали при коммунистах, советчики с «удивительными» способностями у власть имущих были всегда. Страна бежала лечиться к бабкам и только после обращалась в больницы. В Центрах, впрочем, сидели не бабки. О них Матвею Ивановичу вспоминать было не то чтобы жутко. Это знакомый холодок, рождающийся где-то в груди. Когда прикасаешься к незнакомому. Неприятному. Непонятному. Когда хочешь скорее выйти на свет, смыть с себя кошмар сегодняшней ночи, обнять жену и лечь спать.
Это случится не сейчас. Может быть, даже не сегодня. Холод, нетипичный для времени года, пополам с первобытной жутью пробирался ему под форменную куртку. Холод становится привычным соседом, когда ты постоянно живешь с тем, чего не понимаешь и знать не можешь. Привычным, но никогда не любимым.
Юный полицейский все отводил глаза от тела, оно, стынущее, перекошенное, продолжало притягивать к себе темноту переулка, как будто это было его последним назначением на этой земле.
– Господи, да где их носит, в самом деле? – Юный полицейский говорил, потому что молчать невозможно и потому что ему было стыдно, будто это первая покойница в его жизни. Подумаешь, покойница. Так отчего так гулко и так пусто? – Мне кажется, знаете, эта работа уже наложила на меня отпечаток. Сегодня снилось, будто я на свидании с девчонкой, и я ее поцеловал. А у нее полон рот змей. Как Горгона, только на язык. И они все лезли мне в рот, кусали, прогрызали щеки, проползли в самое горло. Представляете?
Матвей Иванович на секунду выпал из мрачных мыслей о Центрах и специфике их работы, об их ужасах и об их магии. Обо всем, что он не хотел знать о тонком мире и его обитателях. Рассмеялся он совершенно искренне.
– Змеи, говоришь? – Вид у его младшего сотрудника был почти обиженным, Матвею Ивановичу же было смешно. – Ну, если сон был в руку, то Озерская сегодня точно здесь будет. Змеинее не придумаешь.
Серебристый кроссовер затормозил совсем рядом, возникнув будто из ниоткуда. Матвей Иванович слышал, что это заклятье отвода глаз. С тем же успехом информация могла оказаться выдумкой. Он бы не удивился ни тому ни другому варианту, легенд о Центре Парапсихологии среди небольшого круга осведомленных гуляло достаточно.
В машине сидело трое, Матвей Иванович всегда думал о них – вчерашние дети, недавние подростки, все еще полные бестолковой юности, у нас тут мир в огне и труп явно магического толка, а они все еще хотят смеяться и танцевать. За рулем мрачно возвышался Марк Мятежный, рядом с ним беспокойной хмурой юлой вертелась светловолосая Саша Озерская. Григорий Истомин – в Центре мальчишку называли Грин, – точно сошедший с плаката смазливый азиатский идол из комнаты внучки Матвея Ивановича, по обыкновению, отказался от битвы за переднее сиденье, его лицо то и дело мелькало бледной запятой сзади.
