что родители Потемкина стоили друг друга. Отец был человеком решительным, болезненно щепетильным, скорым на решения и крутым на расправу. Его мало интересовало, что о нем думали окружающие. Весьма похож в этом был и его сын Григорий. Немало полезного почерпнул сын и от своей матери, тоже не отличавшейся робостью и умевшей верховодить – «по ее уставам и одевались и наряжались, и сватались, и пиры снаряжали» все вокруг. В общем, для окружающих уездных дворян она была своего рода «столичной штучкой», которой стремились подражать.
Фигура этого, одного из самых выдающихся государственных мужей российской империи, крайне мифологизирована.
Так исторически сложилось, что Григорий Александрович Потемкин чаще всего представал в литературе в образе «Злого Гения», «Князя Тьмы» и прочее-прочее! Во многом этот посыл шел от придворной группировки братьев Паниных и Воронцовых – влиятельнейших вельмож из окружения, антагонистически настроенного к своей властной матушке, уже давно совершеннолетнего Великого Князя Павла Петровича, чей отец был свергнут с престола его крайне амбициозной супругой-немкой Екатериной Алексеевной – в одночасье превратившейся в Екатерину II, а потом и… Великую.
Тайный муж и фактический соправитель Екатерины II, выдающийся строитель необъятной российской империи, Светлейший князь Потемкин-Таврический в основном известен широкой публике своими легендарными «потемкинскими деревнями» (одним из самых громких «мифов» в истории русской культуры!) и разговорами о мелочных конфликтах с «иконой № РАЗ» русского полководческого искусства А. В. Суворовым (в частности, под Очаковым летом 1788 г. и через год после блестящего штурма последним Измаила, когда он удалил от торжеств главного героя взятия крепости). Более того, над его исполинской (в прямом и переносном смысле) фигурой (правда, не без недостатков) довлеет образ сибарита, проводящего уйму времени в хандре и лени на любимом диване, постоянно оттиравшего от заслуженной славы то необузданного и самовольного «российского Нестора» Петра Александровича Румянцева, то «русского Марса», неуживчивого и заковыристого Александра Васильевича Суворова.
На самом деле он очень ценил обоих, но действительно не мог с ними ужиться.
Хотя последнего, несмотря на все выверты характера, светлейший князь двигал в первый ряд руководителей армии во время судьбоносной для России 2-й русско-турецкой войны 1787—1791 (или, как ее еще порой, называют историки 2-й «екатерининской» или «потемкинской»). Правда, было это очень нелегко: слишком много было у неистового Souwaroff откровенных врагов среди столь же амбициозных, но не столь ярко одаренных «братьев по оружию», а для него всего лишь, «коллег по кровавому ремеслу».
Григорий Александрович Потемкин отличался редким даром: умел он ломать судьбу о колено! Как мало кто другой в его галантно-бунташно-переворотошный век, когда русская гвардия раз за разом сажала на трон сметливых и красивых баб, «знавших
