он подвигался не иначе, как ощупывая предварительно почву, потому что однажды едва не погиб: его чуть не засосало на одной из этих живописных луговин, где трава на каждом шагу хрустит под ногами. Гигантская растительность, питаемая громадными залежами чернозема, покрывает там пучины жидкой грязи и болота, дышащие заразой. Среди зеленеющих лугов, которые тянутся на необъятных просторах до самого горизонта и отливают аквамарином, можно найти лишь узкие полоски твердой земли; их надо знать, чтобы не исчезнуть бесследно. Однажды вечером человек погрузился в трясину по пояс. При каждой его попытке выкарабкаться грязь, казалось, подступала ему к горлу. Несчастный простоял без движения около двух часов, пока не взошла луна, и тут ему удалось уцепиться за ветку дерева, нависшую над его головой. Когда беглец добрался наконец до жилья, руки и ноги его были окровавлены, истерзаны, распухли от укусов вредных насекомых. Вид у него был такой жалкий и голодный, что вызывал ужас. Ему бросили пищу в пятидесяти шагах от дома, а хозяин сторожил у дверей с заряженным ружьем.
Флоран умолк, голос его прервался, глаза были устремлены в пространство. Казалось, он говорил теперь только с самим собою. Малютка Полина, которую одолевал сон, прижалась к нему, закинув голову, с трудом стараясь держать открытыми слипавшиеся восхищенные глаза. А Кеню тем временем сердился на своих подручных.
– Скотина, – кричал он на Леона, – ты даже не умеешь держать кишки!.. Ну чего ты пялишь на меня глаза? Не на меня надо смотреть, а на кишки… Ну, вот так. Теперь не шевелись.
Леон приподнимал правой рукой длинную пустую кишку, в отверстие которой была вставлена очень широкая воронка, а левой рукой обматывал готовую колбасу вокруг таза – круглой металлической посудины, – по мере того как колбасник набивал воронку горячей смесью, черпая ее большими ложками. Черная и дымящаяся начинка текла, раздувая мало-помалу кишку, которая падала затем мягкими изгибами. Так как хозяин снял кастрюльку с огня, то оба они – мальчик с тонким профилем и широколицый Кеню – были освещены ярким отблеском раскаленных углей, который придавал теплый алый колорит их бледным физиономиям и белой одежде.
Лиза и Огюстина с интересом наблюдали за всей этой процедурой, особенно Лиза; она, в свою очередь, бранила Леона за то, что он слишком зажимает пальцами кишку, отчего, по ее словам, на колбасе образуются узлы. Когда колбаса была начинена, Кеню осторожно уложил ее в кастрюлю с крутым кипятком. Он с облегчением перевел дух, потому что теперь колбасу оставалось только прокипятить.
– Ну а что же бедный человек, что же он? – снова пробормотала Полина, открывая глаза и удивляясь, почему Флоран замолчал.
Флоран качал ее у себя на колене, все более замедляя свой рассказ, говоря вполголоса, как поют колыбельную песню.
– Бедняк, –
