сь, распространяя по комнате едкий запах.
– Ковер испортила, дурища, – Юлька подняла бутылку, понюхав, поставила на тумбочку и закрутила обнаруженной тут же крышкой. – Закажу химчистку.
Мяукнув, с кресла спрыгнул Адам, лениво потянувшись, подошел к лужице, подозрительно обнюхал и стал слизывать.
– Сама почти алкоголичка, так и кота совратила, – хмыкнула Юлька, я сделала страшные глаза.
Разве можно при папе такие вещи говорить? Да и какая из меня алкоголичка, я не пила никогда раньше. А эту несчастную бутылку мартини мучаю уже три дня и не продвинулась даже на половину.
– Ладно, Юль, не перегибай, – поморщившись, папа все-таки уселся в кресло, закинув ногу на ногу, Адам тут же прыгнул к нему на колени.
Этот негодник от меня требует только жрачки, за лаской исключительно к мужикам. Даже тут не повезло.
Папа с задумчивым выражением лица поглаживал Адама, а я чувствовала себя героиней фильма про мафиози. Ему только сигары во рту не хватало, и шляпы. В остальном он меня устрашал сейчас даже больше, чем глава мафиози, появись он тут собственной персоной.
Это ж папа. Не, не так. это ПАПА. Он не должен находить взрослых дочерей в захламленной квартире с бутылкой мартини в обнимку. Тем более если этот папа – Градов Владимир Дмитриевич, владелец банка и сети антикварных магазинов. Его тут каждая собака знает. Нет, серьезно, не удивлюсь, если даже собаки.
– Пап, я это… – начала я, он только махнул рукой, но моя и так невразумительная речь пропала, как на корню.
– Ты меня огорчаешь, Ева, – произнес папа, – я понимаю, у тебя личная драма… Но нельзя из-за мужчины ломать собственную жизнь. Тебе еще жить и жить, а ты что? Уволилась, пьешь в одиночестве, шатаешься по городу, как местная сумасшедшая, одетая не пойми во что.
– Вообще-то, это спортивка известного брэнда, – пискнула я, но поблажки не получила.
– Мы с Юлей поговорили и решили, что должны тебе помочь. Мне уже надо ехать на работу, она тебе все объяснит.
Отпустив недовольного Адама на пол, он подошел ко мне и чмокнул в нечесаные волосы.
– Я тебя люблю, дочка, – улыбнулся, поглаживая большими пальцами по щекам.
Меня по-дурацки потянуло на слезы. Вот правда, мужики уходит и приходят, а семья останется с тобой навсегда. Даже если ты создаешь видимость непутевой дочери в трениках и толстовке.
– Я тоже тебя люблю, папочка, – надула я губы, он улыбнулся, и распрощались мы на вполне дружеской ноте.
Я сидела с придурковатой улыбкой ровно до того момента, как захлопнулась входная дверь. А потом рухнула на кровать и накрылась одеялом с головой.
– Ну брось, Ева, – протянула Юлька, усаживаясь рядом, о чем я поняла по скрипнувшим пружинам матраса.
Между прочим, и скрипят они так потому, что столько страстных ночей претерпели. Я снова всхлипнула, Юлька безжалостно стянула с меня одеяло и для надежности бросила в кресло. Я заклацала зубами очень быстро, потому что отопление еще не включили, хотя за окном уже третий день дожди стеной и холод.
– Безжалостная, – буркнула, вставая. – И как папуля тебя терпит?
Вопрос был риторический, потому что я знала, что папа с Юлькой живут душа в душу. Впрочем, как и я с ней. Юлька оказалась в золотой середине: старше меня на девять лет, младше отца на десять – и вуаля, общий язык находится с каждым.
– Тащи свою шикарную задницу в душ, я пока кофе сварю, – пропустила мои слова Юлька мимо ушей.
Вздохнув, я отправилась в ванную, долго мылась почти в кипятке, потому что в ванной было не менее холодно, чем в остальной части квартиры. Когда выбралась в кухню распаренная и укутанная в огромный махровый халат, Юлька уже не только кофе сварила, но и яичницу сварганила.
– А где твоя кофемашина? – спросила меня, разливая из турки в чашки.
Я махнула рукой. Кофеварку я запустила в Вадика. К слову, покупал ее он, так что я не жалею. А вот он жалеет однозначно. В него я не попала, конечно, но зато и кофеварки у него не будет.
Когда я умяла яичницу и, вытянув ноги, занялась кофе, Юлька вытащила из сумки местный журнал. Я не удивилась: Юлька вела в нем колонку, – потому вполне могла таскать с собой. Только вот обсуждать ее статью у меня не было сейчас никакого желания. Как и читать.
Но ей, конечно, было все равно, потому что, пролистав журнал, она положила его передо мной. Я сделала непонимающее лицо. Она зыркнула, вздохнув, я взяла журнал.
– Ну и что я должна понять? – спросила ее через полминуты. – Тут интервью, и журналистка какая-то Милованова, это же не ты.
– Рада, что моим статьям ты отдаешь предпочтение, – хмыкнула Юлька. –
