ле битвы под Курском, резко понизилось.
В отличие от первого периода войны, немецкое командование стало каким-то тяжелодумным, лишенным изобретательности, особенно в сложной обстановке. В решениях чувствовалось отсутствие правильных оценок возможностей своих войск и противника. С отводом своих группировок из-под угрозы фланговых ударов и окружения командование очень часто опаздывало, чем ставило свои войска в безвыходное положение.
Читая послевоенную мемуарную литературу, написанную немецкими генералами и фельдмаршалами, просто невозможно понять их толкование причин провалов, ошибок, просчетов и непредусмотрительности в руководстве войсками.
Большинство авторов во всем обвиняют Гитлера, ссылаясь на то, что он, поставив себя в 1941 г. во главе вооруженных сил Германии и будучи дилетантом в оперативно-стратегических вопросах, как диктатор руководил военными действиями, не слушая советов своих генералов и фельдмаршалов. Думается, что в этом доля правды есть, и, может быть, даже немалая, но, конечно, не в субъективных факторах кроются основные причины провала немецкого руководства вооруженной борьбой.
Высшим руководящим кадрам немецких войск после разгрома под Сталинградом, особенно на Курской дуге, в связи с потерей инициативы пришлось иметь дело с новыми факторами и методами оперативно-стратегического руководства войсками, к чему они не были подготовлены. Столкнувшись с трудностями при вынужденных отходах и при ведении стратегической обороны, командование немецко-фашистских войск не сумело перестроиться.
Оно плохо учло и то, что Красная Армия, Воздушный и Военно-Морской Флот как в количественном, так и особенно в качественном отношении в целом неизмеримо выросли, а войско и командные кадры оперативно-стратегического звена в своем искусстве далеко шагнули вперед, закалились в тяжелейших условиях вооруженной борьбы.
В самолете на пути в Москву, изучая последние данные с фронтов, я еще раз пришел к убеждению в правильности решения Ставки от 12 апреля 1944 г., в котором одной из первоочередных задач на лето 1944 г. ставился разгром группировки немецких войск в Белоруссии. Предварительно нужно было провести ряд крупных ударов на других направлениях, с тем чтобы оттянуть из района Белоруссии максимум стратегических резервов немецких войск.
В успехе можно было не сомневаться. Во-первых, оперативное расположение войск группы армий «Центр» своим выступом в сторону наших войск создавало выгодные условия для глубоких охватывающих ударов под основание выступа. Во-вторых, на направлениях главных ударов мы теперь имели возможность создать преобладающее превосходство над войсками противника.
Белоруссию, особенно те районы, где была расположена группа армий «Центр», я знал хорошо еще по своей прошлой работе в войсках Белорусского военного округа.
Прибыв в Москву, я прежде всего зашел в Генштаб к Алексею Иннокентьевичу Антонову. Он готовил карту военных действий для Верховного Главнокомандующего. Алексей Иннокентьевич сообщил мне сведения о ходе ликвидации противника в Крыму и создании новых резервных войск и материальных запасов к летней кампании. Но он просил не говорить Верховному о том, что познакомил меня с наличием созданных запасов. И. В. Сталин запретил кому бы то ни было давать эти сведения, чтобы мы преждевременно не просили их у Ставки.
Надо сказать, что Верховный Главнокомандующий в последнее время стал более экономно распределять силы и средства, находящиеся в распоряжении Ставки. Он давал их теперь в первую очередь только тем фронтам, которые действительно выполняли решающие операции. Другие фронты средства и силы получали в разумно ограниченных размерах.
Кстати, один из бывших командующих фронтом, выступая на страницах «Военно-исторического журнала» и высказывая свое мнение о работе представителей Ставки, заметил, что «…там, где координировали действия фронтов представители Ставки, туда, в ущерб другим фронтам, направлялись силы и средства».
Но ведь иначе и быть не могло. Там, где координировали действия представители Ставки, именно там, а не где-либо в других районах, и проводились главнейшие операции, которые и нужно было в первую очередь материально обеспечить. Эта практика целиком себя оправдала.
Из кабинета А. И. Антонова я позвонил Верховному. Ответил А. Н. Поскребышев. Он предложил мне отдохнуть.
– Когда товарищ Сталин освободится, я вам позвоню, – сказал он.
Это было полезное и вместе с тем приятное предложение, так как приходилось спать урывками в общей сложности не более 4–5 часов в сутки…
И. В. Сталин пригласил меня к себе на 17 часов.
Позвонив А. И. Антонову, я узнал, что его тоже вызвали к Верховному. И. В. Сталин хотел ознакомиться с последней обстановкой и соображениями Генерального штаба.
Когда я вошел в кабинет Верховного,
