дали из ружей залп в воздух, а кое-кто выстрелил и в лежащих на декабрьском снегу людей. Несколько человек было убито и ранено. Казаки с женщинами и детьми вскочили на ноги и стремглав бросились с площади в переулки. Вслед им, так же поверх голов, зловеще рявкнула пушка.
– Пропадаем, православные! Ни за грош пропадаем, – в страхе кричали разбегающиеся по дворам казаки. – Побьет нас как есть окаянный Черепов…
До весны все притихло, но к весенней плавне опять в Яицком городке закипел глухой ропот и недовольство. Казаки непослушной стороны собирались то здесь, то там кучками, перешептывались, сердито трясли бородами, яростно сжимали жилистые кулаки. Больше всех горячился Ванька Кирпичников, который был уже в звании сотника:
– Старшины, мать их за ногу, царицын милостивый приговор похерили, под сукно запрятали! В нем ясно прописано: Матюшку Бородина со старшинами от должности отстранить, драть кнутом и навечно сослать в Сибирь-матушку, за Каменный пояс… А замест того енералы Логинова с депутатами на каторгу спровадили, стариков плетьми били, а нас ни за что, ни про что на площади картечами расстреливали!
– А ты видал ту бумагу? – недоверчиво спросил казак умеренных взглядов, некогда водивший дружбу с Бородиным, Андрей Овчинников.
– Видал, мне старшина Логинов самолично показывал, – безбожно врал Кирпичников.
– Ну так вдругорядь надо в Петербург жаловаться, – сказал Овчинников. – Ежели генерал Черепов с майором Новокрещеновым и Бородин со старшинами самоуправством занимаются, матушка-государыня им враз укорот даст, пропишет по первое число.
– А кто ж в Питер поедет, уж не ты ли, Овчина? – ехидно подковырнул его Михаил Атаров. – Поезжай, спробуй… Вон Копеечкин с Ульяновым поехали, теперя в Сибири на каторге загибаются!
– Это вопрос… – неопределенно молвил Овчинников.
– То-то и оно…
Жена Михаила Атарова Варвара собиралась на Пасху съездить в Оренбург, откуда она была родом, – родственников попроведать, на родительские могилки сходить. Казаки непослушной стороны, прознав об этом, дружно заявились в хату к Атаровым. Пришло шесть человек во главе с Кирпичниковым. Хозяйка подивилась столь ранним гостям.
– Мы ненадолго, – успокоил ее Кирпичников. Обратился к Михаилу. – Тут, брат, вот какое дело: порешили мы с казаками челобитную губернатору Рейнсдорпу направить с жалобой на самодурство и жестокость его посланника генерала Черепова. Мараковали вчерась весь вечер, все обстоятельно прописали, про бородинские непорядки, про самоуправство майора Новокрещенова, про декабрьский расстрел на майдане, ну и все такое… Не могла ли, слышь, твоя баба в Оренбурге писульку нашу губернатору передать, в канцелярию тамошнюю? Слых есть, она как раз в Оренбург собирается.
– А что ж не передать, передам, – живо согласилась казачка, присутствовавшая при разговоре. – Дело чай не хитрое, к писарю в канцелярию сходить… Токмо там все
