Беллигейл принялся протирать белоснежным платком пенсне, хотя, на взгляд Герти, оно совершенно в этом не нуждалось.
– Неужели мы так и будем сидеть? – не выдержал он, пытаясь оставаться на стуле.
– Ну что вы. Напротив. Более того, я уже приступил к нашему спасению.
– Но вы же ничего не делаете!
– Я размышляю, полковник, – невозмутимо произнес второй заместитель. – Боюсь, в нашем случае это единственное, что мы можем предпринять без риска.
– О чем же вы размышляете?
– О том, что или кто нам противостоит. На самом деле, это очень важная часть нашего спасения. Прежде чем идти на охоту, опытный охотник выбирает оружие и патроны. Нам надо понять, с чем мы столкнулись, чтобы определить его уязвимые стороны. А они у него наверняка есть. Необходимо понять природу этого явления.
– Машинный сбой!
– Нет. – Мистер Беллигейл вздохнул и спрятал платок. – Это была лишь первая версия, и теперь я почти уверился в ее ошибочности. Машинный вирус может стать источником многих неприятностей, может нарушить слаженную работу, но ему нипочем не сотворить подобное чудовище. Оно ведь и в самом деле напоминает живое существо. Его реакция, его эмоции… У машины не может быть эмоций! Совершенно нетипично для совокупности логических контуров, способных лишь выполнять поставленные задачи. Тут что-то другое.
– Если это не машинный вирус, тогда что?
– Возможно, что-то несопоставимо более сложное, полковник. Возможно, это созданный искусственным путем разум.
Герти поперхнулся воздухом.
– Разве это возможно?
– Теоретически нет. Но чем дольше я вспоминаю профессора Неймана с его странными философскими идеями и безумными прожектами, тем больше мне кажется, что ему удалось воплотить свой самый невероятный замысел. Дать машине осознать себя.
– Вы хотите сказать, он создал машинный разум? – недоверчиво спросил Герти.
– Или его подобие. И, что самое скверное, он не нашел для него лучшего пристанища, чем наш «Лихтбрингт». Точнее, его «Лихтбрингт».
– Думаете…
– Кажется, я начинаю понимать, отчего профессор Нейман с таким энтузиазмом взялся за работу в Новом Бангоре. Отчего посвятил столько лет созданию механического чуда. Он делал его не для нас. Он делал его для себя. Создал счислительную машину огромной сложности для того, чтоб проверить свою теорию. Успешную, к несчастью.
– Так вот почему он тайком пробрался в комнату управления!
– Именно так. Он опасался делать это открыто. Канцелярия никогда бы не одобрила подобного. Эксперимент, по всей видимости, завершился успехом. «Лихтбрингт» ожил. И по какой-то злой иронии мироздания оказался не послушным механическим рабом, а безумным садистом. Надо думать, оживление машин сопряжено с определенными сложностями…
– Но отчего погиб профессор?
– Возможно, осознал, что натворил. Муки совести нередко заканчиваются
