заплясали огненные всполохи, – Ребят, есть тут кто?
Марник. Интересно, с чего это ему вдруг пришло в голову спрашивать, есть ли тут кто? Я же дверь плотно прикрыла за собой, вроде не должно быть заметно, что кто-то заходил. Или он просто ищет кого-нибудь из черни и обходит помещения?
Послышалось его привычное, негромкое «та-а-ак!», после чего по окровавленной плитке зашаркали неторопливые шаги. Через секунд десять мимо моей туши, в смысле – мимо меня внутри туши, внимательно разглядывая плитку, прошелся наш мясник. Тьфу ты, вот я наследила, весь пол истоптан. Там, где кровью пол был вымазан особенно густо, на бурых узорах оставались отпечатки моих тощих ступней.
Локоть мой неловко шкрябнул по коровьим ребрам, соскальзывая. Звук получился тихий, но в мертвой тишине мясного склада Марнику наверняка показался похлеще барабанной дроби.
В ту же секунду бросив взгляд на коровью тушу, Марник даже не сразу остановился, сделал еще два шага вперед, прежде чем смог осознать увиденное в неровном свете факела
В своей мясницкой карьере он видел и гнилые туши, и червивые, и туши, которые были плохо подвешены и падали с крюков сами по себе, и туши в которые забирались кошки, обгрызая изнутри, и различных паразитов, портящих мясо. Полутораметрового человекообразного паразита, который своим телом занял все пространство внутри дохлой буренки, он видел впервые.
Видимо, именно поэтому он с ходу издал нечеловеческий вопль, шарахнулся в сторону, оступился, рухнул на задницу и, не прекращая голосить, начал активно уползать на своей пятой точке в сторону выхода. Оброненный факел не погас, но зачадил, откатываясь.
Я от неожиданности царапнула коленями по костяным прутьям своей клетки, ноги у меня вывалились, стукнув пятками по плитке. Стрельнуло глухой, быстро затихающей болью.
Марник продолжал уползать от фаршированной человеком коровы. Когда в его могучих легких кончался воздух, он на секунду замолкал, набирая новую порцию, и принимался голосить с прежней силой.
Я, совсем забыв про свой план вылезать из коровы через низ, с третей попытки прорвалась сквозь реберную клетку, в хлам разорвав рукава и ободрав плечи и лопатки. Брезгливо тряхнув руками, я застыла, мрачно глядя на достигшего стены мясника, чей вопль перерос в судорожные вздохи, а мокрое от пота лицо было перекошено ужасом.
– С.. Солнце…– прошипел он, хотя мне до последнего казалось, что выругаться матом ему хотелось сильнее, чем помянуть божье имя.
– Собственной персоной, – мрачно подтвердила я, насупившись.
Услышав мой голос, Марник неспешно поднялся, отряхивая руки и попутно бормоча взывания к Солнце-богу. До меня, кстати говоря, было гораздо ближе, чем до моего небесного воплощения, так что он мог бы уже говорить и в мою сторону, а не в низкий потолок, я скорее услышу и проникнусь.
– Т-твою ж…твою ж с-светлость… – прохрипел он сдавленно вместо молитвы, – Я…я сдох
