Салах, ещё подросток, прибежал домой и застал там взволнованных родителей. Отец сказал, что в Нуакшоте сменилась власть, и по всей стране люди с чёрными знаками на одежде врываются в администрации и даже мечети, объявляя начало новой эры. «Этому миру конец», – бормотал он. Но тогда Салах ещё не понимал, что их всех ждёт.
А сейчас он понимает? Салах мерил вечерние улицы неровным шагом, не замечая их тёмного смрада. Рядом продавали и курили кеф, сновали сутенёры, клянчили деньги и просто возвращались, как и он, после каких-то вечерних дел в свой дом. Фонари здесь светили через один, и он постоянно переходил из размытого света в дрожащую тень.
Эта женщина, белая… насколько ей можно доверять? Глупый вопрос, впрочем, он давно привык не доверять до конца никому. Она говорила, что провела ночь с шейхом, который обкурился и много болтал. И было это тогда же, когда «Хашим», назвавшийся совсем другим именем, появился в байт-да’ара со своим товарищем. Говорила, что они болтали о разном: о новом Газавате и о том, что «муташаррид исчезнет». Был ли той ночью у Зарият ещё один муташаррид кроме него? Вопрос, который даже не стоило рассматривать всерьёз. Конечно, в таком состоянии, в котором «Хашим» был в ту ночь, наболтать можно было что угодно. Но при этом он оказался настолько беспечен, чтобы не запереть защитой свои коммуникаторы.
Это могло бы насторожить, но нет – было вполне возможным. Уж кого-кого, а эту публику Салах немного знал. Наладонники, миниатюрные устройства, все более замещали собой старые «настольники» – они легко помещались в сумочке, да даже в руке, от чего получили свое название, и для многих из младшего поколения стали словно продолжением тела. В них общались, читали новости, слушали музыку, даже смотрели фильмы. Иногда буквально на ходу.
А вот у старшего поколения, а тем более у особо верующих, с этим часто были проблемы. На Зеркало, на всю технику, они смотрели если не как на харам, то как на вынужденно терпимое зло. Закупая аппараты из Нанкина, Гуаньдуна или Манилы – они пользовались ими, но считали недостойным истинного махдиста вдаваться в какие-то тонкости. Ходили анекдоты про старых шейхов, за которых даже номера по маль-амр набирали секретари, потому что они так и не научились этого делать.
Не важно, был ли этот шейх технически неграмотен или просто беспечен до глупости. Важно другое – что же она скопировала, эта Замиль? И что ещё готова ему передать?
Здесь на весь переулок светил лишь один жёлтый фонарь, но взошла луна, почти полная, и в пятне её света Салах вдруг увидел свою тень, прыгающую по неровному асфальту. Может, и стоило отвергнуть эту женщину сразу, не слушать кукольно-красивую малийку? Беда, однако, в том, что и без этой Замиль он ощущал – творится что-то очень неладное. И как бы ему, Салаху-мавританцу, не попасть зёрнышком да между жерновов.
В конце переулка располагалось кафе «Даккар», принадлежавшее сенегальцу по имени Малик. Наверное, раньше оно было собственностью кого-то из назрани – их и сейчас жило здесь немало,
