мне о том, кто мы такие. И о том, что иногда прошлое лучше оставить в покое.
Я кивнул, хотя и не был уверен, что мы с ней говорим об одном и том же.
– А я всегда считал, что прошлое стоит тревожить, особенно когда в нём могут быть ответы.
Клара улыбнулась, но в её улыбке не было тепла.
– Тогда вы в правильном месте, Мануэль.
Она открыла тяжёлую дверь, и холодный воздух из галереи предков обдал нас, как дыхание давних времён. Галерея открылась передо мной длинным узким залом с высокими потолками. Свет тусклых канделябров отбрасывал дрожащие тени на стены, где, как в мрачной хронике, выстроились портреты членов семьи де Валье. Пол из старого, скрипучего паркета казался таким же древним, как и лица на картинах. Воздух был пропитан запахом пыли и старого масла, использовавшегося для защиты полотен.
Портреты начинались с самых ранних времён. Лица первых де Валье, одетых в рыцарские доспехи или монашеские рясы, смотрели сурово и строго. Чем дальше я продвигался по залу, тем ближе к современности становились изображения. Стиль менялся вместе с эпохами. Причудливые детали, романтические полутона, вплоть до почти фотографической точности начала XX века.
Некоторые портреты были потрясающе реалистичны. Художники скрупулёзно передали каждую морщину, каждый блеск в глазах. Но ближе к середине зала портреты становились странными. Некоторые лица были стилизованными, с утрированными чертами, почти карикатурными. Это контрастировало с серьёзностью других. Будто сами предки де Валье играли с образом, который хотели оставить после себя.
Я остановился перед особенно зловещим портретом. На нём был изображён мужчина с хищным выражением лица и глазами, которые казались слишком живыми. Уголки его губ изогнулись в едва заметной насмешке, словно он смеялся над каждым, кто осмелился встать перед ним.
– Дон Санчес де Валье, – тихо произнесла Клара, заметив, куда я смотрю. – Его называли мастером интриг.
– Судя по его лицу, он этим гордился, – отозвался я, внимательно изучая картину. – Как будто он предвкушает, что его секреты переживут его.
Клара кивнула, её глаза затуманились.
– Санчес был человеком, который не верил в случайности. Он считал, что судьба – это игра, где ты либо игрок, либо играют тобой.
Я прошёл дальше. Один из портретов был явно повреждён. Через лицо женщины с изящными чертами пролегал глубокий порез, будто кто-то хотел стереть её из памяти.
– Что с этим портретом? – спросил я, указывая на него.
Клара задержалась на мгновение, прежде чем ответить:
– Это донна Исабель. Её имя почти забыто в семье. Говорят, она предала род. Никто не знает, что именно произошло, но с её портретом поступили так сразу после её смерти.
Дальше по залу один из портретов был покрыт толстым слоем пыли, его изображение едва угадывалось. Его намеренно оставили на милость времени. «Кто-то не хочет, чтобы его помнили,» – подумал я, задержавшись на этом месте.
